Джиа Толентино - Кривое зеркало [Как на нас влияют интернет, реалити-шоу и феминизм] [litres]

В рамках работы по вверению члены миланского женского книжного клуба читали книги писательниц, которых называли «матерями (нас всех)». Они представляли себя на месте романисток, на месте их героинь, пытались понять, чему можно научиться из такой смены ролей. В результате им удалось «стереть границы между жизнью и литературой». Женщины надеялись, что среди этих персонажей в процессе грандиозного эксперимента идентификации смогут найти изначальный источник силы. Они хотели найти женский язык, который мог бы «говорить от самого себя».

Вы заметите (наверное, уже заметили, хотя я не слишком щедра), что все персонажи этого эссе белые и гетеросексуальные. Таков подтекст героини: универсальность ее расовой принадлежности и сексуальной ориентации – это мелкая месть литературной героини. Существует еще одна традиция – депривации, сопротивления и красоты, – которая соединяет «Волчью Джулию» [84] «Волчья Джулия» – детский роман американской писательницы Джины Крейгхед Джордж. (1972) с «Девочкой» (1978) Джамайки Кинкейд и Эсперансой из «Дома на Манго-стрит» [85] «Дом на Манго-стрит» – роман мексикано-американской писательницы Сандры Синсерос. (1984), с Сэти из «Возлюбленной» [86] «Возлюбленная» – роман американской писательницы Тони Моррисон, удостоен Пулитцеровской премии. (1987) и с Силией из «Цветов лиловых полей» [87] «Цветы лиловых полей» – роман афроамериканской писательницы Элис Уокер. (1982). Но эти истории вдохновлены очень конкретными видами социально навязанных различий. Так же как текст героини ограничен культурным неравенством, о котором никогда не говорит мужской опыт, так и не-белые и не-гетеросексуальные литературные героини ограничены тем, о чем текст героини никогда не вспомнит и не скажет.

И здесь я снова ощущаю асимметрию, существовавшую во мне с того самого дня, когда ролевая игра в «Пауэр Рейнджерс» открыла мне феноменологическую инакость. Слова моей подруги Элисон о том, что я не могу играть за Розового Рейнджера, так обидели меня, потому что она сказала это, даже не задумавшись. Ей и в голову не приходило, что сама она не может играть за Желтого Рейнджера. Во взрослой жизни я никак не могла найти себя во вселенной героини. По-видимому, это было связано с тем, что идентификация никогда не была взаимной: я могла увидеть себя в Джо Марч [88] Джозефина Марч, или Джо, – вторая по старшинству из сестер Марч в романе Луизы Мэй Олкотт «Маленькие женщины». , но все Джо Марч мира никогда не могли, да и не хотели видеть себя во мне. За обедом мои белые подруги фантазировали и строили собственную биографию, имея перед глазами бесконечный ряд образов почти одинаковых знаменитостей, сотен блондинок, брюнеток и рыжих любых оттенков. Мне же приходилось выбирать всего из трех актрис, игравших небольшие роли в каких-то фильмах пять лет назад. В самых современных романах женщины, похожие на меня, появляются крайне редко – как элемент декорации в метро или на званом ужине. Белые авторы всегда упоминают об азиатском происхождении этих персонажей, хотя никогда не подчеркивают того, что их героини белые. Если женскому роду не позволено быть символом человеческого состояния, то мне не разрешено быть даже символом состояния женского . Хуже того: женское состояние в литературе (белое и ограниченное) остается абсолютно неудовлетворительным. Я исключена из мира, куда мне и входить-то не хочется. Текст героини говорит нам, что в лучшем случае и при минимуме структурных ограничений жизнь женщины распыляет ее личность.

Но если такой текст существует, чтобы демонстрировать такую реальность, то и текст и реальность всегда можно переписать. Путь героини или отсутствие этого пути – напоминание о том, что диктат не вечен, не предопределен и не обязательно истинен. Траектория литературных героинь от смелости к пустоте и горечи – это результат материальных и социальных условий. Хотя путь героини подразумевается как единственно возможный для женщины, это доказывает лишь нашу неспособность разглядеть другие пути, существующие в изобилии.

Работая над этим эссе, я начала задумываться, не вверяю ли я себя героине, отказываясь идентифицировать себя с ней. Ведь я, как миланские женщины, подчеркиваю различия между нами и тем самым утверждаю собственную идентичность и, возможно, ее тоже. В «Сексуальном различии» миланские женщины пишут о разногласиях при обсуждении романов Джейн Остин. В ходе разговора одна из них сказала: «Мы здесь не равны». Это заявление «вызвало громкий шум в буквальном смысле слова: обиженный, едкий, тяжелый». Но «очень скоро мы поняли то, чего никогда не сознавали… Мы не равные, мы никогда не были равными. И мы тут же поняли, что у нас нет никаких оснований думать, что такое равенство когда-то существовало». Различие – это не проблема, а начало решения. И это осознание должно лечь в основу ощущения собственной свободы.

Мне нравится, что миланские женщины увидели в этих литературных героинях матерей. Хотелось бы мне так прочесть те же книги много лет назад – с той же сложной, двойственной, важной свободой, какую испытывает дочь, глядя на свою мать, понимая свою зависимость от нее и одновременно сопротивление ей. Образ матери любая дочь, жестоко, с любовью и благодарностью, использует в качестве опоры для того, чтобы стать чем-то большим.

До недавнего времени одним из главных секретов моей жизни (даже для меня самой) было то, что однажды, когда мне было шестнадцать лет, я провела три недели, снимаясь в реалити-шоу в Пуэрто-Рико. Шоу называлось «Девочки против мальчиков: Пуэрто-Рико», и концепция программы была именно такой. Нас было восемь человек – четыре мальчика, четыре девочки. Программу снимали на Вьекесе. Это остров в шесть с половиной километров шириной, холмистый, зеленый и суровый. По белоснежным пляжам здесь носились дикие лошади. Нам периодически приходилось решать различные проблемы в борьбе за джекпот в 50 тысяч долларов. В перерывах между конкурсами мы отдыхали в голубом домике с моргающими лампочками – и переживали разнообразные драмы.

В школе мне позволили пропустить три недели ради этого проекта, что до сих пор меня удивляет. Школа наша отличалась строгостью – здесь нельзя было ходить в рубашках без рукавов и красить губы. Хотя я была хорошей ученицей, оценки у меня бывали разными, и многие учителя меня недолюбливали (и небезосновательно). Но администрация оставила меня в школе, даже когда родители не смогли больше платить за обучение. Я уже училась в старших классах, потому что после переезда из Торонто в Хьюстон пропустила несколько ступеней. Впрочем, по слухам, крохотная христианская школа уже отправила свою выпускницу участвовать в программе «Холостячка». Возможно, в подростковой религиозной среде было нечто такое, что подталкивало нас к постоянному флирту, позерству и попыткам обмануть друг друга – идеальная атмосфера для реалити-шоу.