Себастьян Юнгер - Племя [litres]

Фундаментальное отсутствие общности позволяет людям действовать тривиально, но совершенно эгоистично. Рейчел Иегуда считает, что примером бытовой разобщенности общества может служить банальное выбрасывание мусора на землю. «Это ужасное зрелище, ведь оно как бы подкрепляет идею о том, что ты совершенно один, что нет общего духа, который защищает общественные ценности, – сказала она. – Оно воплощает то, что каждый сам за себя. Это обратная противоположность армии».

В таком смысле мусор на земле – это миниатюрная версия банковских махинаций на миллиарды долларов или мошенничества с пособиями по инвалидности. Разбрасывая мусор, вы отрицаете, что живете в окружающем мире. А когда вы обманным путем требуете денег от правительства, то вы крадете их у своих друзей, семьи и соседей, и этим вы сильнее вредите себе, чем причиняете финансовый вред своей стране. Один обеспокоенный маленький мальчик спросил мою подругу Эллис, есть ли какой-то убедительный повод не отрывать ножки пауку. Эллис ответила, что есть. «Но ведь пауку совсем не больно», – возразил мальчик. «Я переживаю не за паука», – ответила Эллис.

Сильнее всего отчуждение проявляется не в мусоре и мошенничестве, а конечно в насилии против таких же людей, как мы.

Когда народ навахо был отправлен в резервацию в 1860 году, в их культуре очень ярко проявился один ужасный феномен. Навыки воинов, которые защищали навахо тысячи лет, были больше не нужны в эту новую печальную эпоху, и люди волновались, что теперь они направят свои силы против общества. Это усилило их веру в оборотней.

По легенде, оборотни почти всегда мужского пола. Они носят шкуру священного животного, чтобы перенимать его силы и убивать людей своей общины. Могут невероятно быстро перемещаться по пустыне, их глаза горят как угли и парализуют одним взглядом. Считалось, что они атакуют отдаленные поселения по ночам, убивают людей, а иногда пожирают их тела. Люди по-прежнему боялись оборотней, когда я жил в резервации навахо в 1983 году, и в общем-то ко времени отъезда я тоже начал их бояться.

Практически в каждой культуре мира есть своя версия мифа об оборотне. В Европе, например, их зовут вервольфами (это буквально означает «человек-волк» на староанглийском языке). Этот миф связан с фундаментальным страхом человеческого общества, что даже победив внешних врагов, ты все равно будешь уязвим перед одиноким безумцем из числа своих.

Англо-американская культура не считает оборотня угрозой, но и в ней есть своя версия этого явления.

С начала 1980-х годов в США все быстрее росла частота случаев беспорядочной стрельбы, их количество где-то к 2006 году увеличилось вдвое. Беспорядочной стрельбой обычно называют нападение одиночного стрелка на случайных людей, в результате которого в одном месте оказываются убитыми несколько человек. В сущности, эти преступления практически совпадают с угрозой, которой индейцы навахо сильнее всего боялись в резервации. Это убийство и хаос, сотворенные одним человеком, который отринул все социальные преграды и напал на людей в тот момент, когда они сильнее всего уязвимы и не подготовлены к этому. В современном мире такое происходит не в деревянных домах, а в кинотеатрах, школах, торговых центрах, местах религиозного поклонения или просто среди улицы.

Взглянув на сообщества, где совершаются такие преступления, можно сделать ряд открытий.

Беспорядочной стрельбы практически не бывает в городских гетто. На самом деле расстрелы в школах почти всегда происходят в спокойных городах с преимущественно белым населением.

Около половины массовых расстрелов происходит в сообществах среднего и высшего классов, а остальные – чаще всего в небольших городках, где преобладает белое христианское население и уровень преступности невысок. С 1980-х годов почти 600 человек погибли в результате беспорядочной стрельбы. Считается, что стрелки – это серьезно больные социопаты, но тогда почему они не атакуют людей в криминальных городских районах, в отличие от богатых сообществ?

Перестрелки бандитов, которые, конечно, часто бывают беспорядочными, – явление несколько иное. Скорее они связаны с излишней лояльностью и мстительностью в банде, а погибают из-за них случайные прохожие.

Соединенные Штаты впервые пострадали от волны беспорядочной стрельбы в 1930-е годы, когда общество было сильно напряжено и расколото Великой депрессией. Нестабильные жестокие индивиды, возможно, почувствовали, что их больше не сдерживают социальные нормы, которые усмиряли предыдущие поколения потенциальных убийц.

Во время Второй мировой войны число случаев беспорядочной стрельбы сильно сократилось, но в 1980-е выросло вновь и с тех пор неуклонно растет. Несмотря на материальные блага, которыми обладает средний класс американцев, стоит задуматься – не потерял ли он то необходимое ощущение единства, которое не дает мужчинам проявлять откровенную жестокость?

В последний раз США так сплотились после террористических атак 11 сентября. В последующие два года массовых расстрелов не происходило. Эффект был особенно выражен в Нью-Йорке, где уровень жестоких преступлений, самоубийств и психических нарушений сразу понизился. Известно, что во многих странах антисоциальное поведение снижалось в военное время. Уровень самоубийств в Нью-Йорке упал почти на 20 процентов за шесть месяцев после атак, количество убийств – на 40 процентов, а фармацевты не отметили притока новых пациентов с рецептами на антидепрессанты. Более того, ветераны, которых лечили от ПТСР, испытали сильный спад симптомов в месяцы после атак 11 сентября.

Чтобы определить, чего не хватает американцам в повседневной жизни, нужно изучить, как меняется их поведение, когда нарушается привычный ход жизни.

«Я звонил маме с Марса только один раз», – сказал мне ветеран Вьетнама Грегори Гомес. Гомес – индеец, выросший в Техасе. Его дед был казнен техасскими рейнджерами в 1915 году, потому что у него хотели отнять землю. Того подвесили на суку дерева, отрезали гениталии и запихали в рот. Поэтому Гомес не чувствовал преданности правительству США, но все равно вызвался служить во Вьетнаме.

«Большинство индейских парней поехало во Вьетнам, потому что мы воины, – сказал мне Грегори. – Я воевал не за эту страну. Я воевал за Землю-мать. Я хотел побывать в бою. Я хотел узнать, как поведу себя».

Гомес служил в разведке морской пехоты, одном из самых элитных подразделений армии США. Он был в группе из четырех человек, которых на несколько недель кряду забрасывали на вертолете в джунгли. У них не было медика или воздушной поддержки, они не решались есть пайки, потому что боялись выдать себя запахом. Они ели вьетнамскую еду и наблюдали, как вражеские солдаты проходят по густым джунглям всего в нескольких ярдах от них. «Каждый, кто пережил нечто подобное, получил травму, и назад уже ничего не вернуть, – рассказывал он. – Вам восемнадцать или девятнадцать, а вы вдруг врезаетесь в стену и начинаете стареть на глазах».