Виктор Кандыба - Эстрадный гипноз. Чудеса на сцене

Стремление выполнить внушенный акт иногда бывает настолько велико, что у субьекта происходит сильная борьба между его личностью и сделанным внушением. Победа в таких случаях всегда остается на той стороне, которая выражена сильнее.

Какая же разница между внушением, сделанным во время гипноза, и послегипнотическим? Некоторые ученые, как, например Вундт, утверждают, что при выполнении послегипнотического внушения субъект снова впадает на некоторое время в гипноз, во время которого и выполняет внушенное действие. Но это едва ли всегда бывает так. Правда, в некоторых случаях субъект действует как бы автоматически и не помнит, что он делал, но это бывает только в исключительных случаях, обыкновенно же субъект выполняет внушенный акт вполне сознательно, относится к нему критически и даже, как я сказал, вступает с ним в сознательную борьбу. Следовательно, о новом гипнозе здесь не может быть и речи. Доказательством сказанного служит тот факт, что выполнение послегипнотических внушений встречает со стороны испытуемого гораздо большее сопротивление, чем выполнение внушений, делаемых во время гипноза. Если, например, загипнотизированный и может во время гипноза проплясать танец, то после пробуждения очень часто он не сделает этого: он будет волноваться, беспокоиться, мучиться, но все-таки личные свойства его характера и чувство приличия возьмут верх над внушенным действием. Таким образом, во время гипноза поля загипнотизированного находится в большой степени подавления, чем в момент выполнения послегипнотического внушения.

В самом деле, чем иным, как не влиянием психики, объясняется, например, тот факт, что лекарство, прописанное под одним названием, не помогает, а прописанное под другим — иногда действует магически? Пилюли гренадера Фридриха Великого производили одно время чудеса, а состояли они исключительно из солдатского хлеба. Гуки рассказывает случай, как однажды термометр, поставленный больному в рот и принятый последним за лекарственный препарат, радикально излечил его от мучительной невралгии. Влияние нашей мысли настолько велико, что лекарства иногда действуют вопреки своим физиологическим законам, но сообразно с желанием больных. Так, в госпитале знаменитого французского врача Дюрана однажды наблюдалось, что простая сахарная вода, прописанная под видом сильного рвотного 100 больным, у 80 из них действительно вызвала рвоту. Доктор Лисл славился одно время своими удивительными целебными пилюлями, которые состояли из простого хлеба, завернутого в изящную серебряную бумажку. Один ипохондрик стал надоедать жалобами на свой мнимый запор. Лисл сначала отказывался назначить ему лекарство, но, наконец, выведенный из терпения его приставаниями, дал ему семь своих пилюль, сказав, что это самое сильное слабительное, какое он только знает. После третьей пилюли начался у больного неудержимый понос. Дело дошло до упадка сердечной деятельности, и больной едва не умер мучительной смертью.

Примеров, подобных приведенным, существует множество. Все они проливают некоторый свет на важность психического влияния при лечении болезней и дают некоторый ключ к пониманию многих темных сторон часто капризного действия лекарства на организм. Подобного рода случаи невольно заставляют думать, что если одно и то же лекарство, прописанное разными врачами, оказывает разное действие, то нельзя искать причину этой разницы исключительно в химическом воздействии: нужно всегда задаться вопросом: не повлияли ли здесь также способ назначения лекарства, впечатление, произведенное врачом, и другие психические моменты? Отсюда открываются для гипнотизма широкие горизонты в деле разработки и выяснения таких существе иных вопросов, как во просо влиянии нашей психики на происхождение заболевания вообще и на течение и характер болезни в частности. Кто знает, может быть, большинство наших болезней, в сущности, есть не что иное, как выражение нарушенного влияния соответствующих центров на отправление известных органов.

Мы видели, что ни самые способы гипнотизирования и связанные с ними физиологические изменения в организме, ни утомление внимания, ни сосредоточенность последнего на определенном предмете сами по себе не в состоянии вызвать гипноза. Так отчего же развивается последний? Какие условия нужны для того, чтобы то или другое лицо погрузилось в гипнотический сон?

Самым главным условием для развития гипноза является возбуждение у гипнотизируемого соответствующей эмоции или, вернее, соответствующего аффективного состояния. Без этого условия гипноз никогда не может наступить. Некоторые последователи нансийской шкалы решающее значение в развитии гипноза приписывают возникновению в мозгу гипнотизируемого идеи о гипнотическом сне: по их мнению, гипнотический сон невозможен, если у данного лица нет представления о нем. Я, со своей стороны, вовсе не склонен отрицать значения идеи о гипнозе, но думаю, что сама по себе эта идея никогда не может решить дела. Правда, существует психологический закон, в силу которого всякий возникающий в мозгу образ стремится реализоваться, т. е. превратиться в соответствующее действие, но ведь, для того чтобы эта реализация действительно имела место в данном случае, необходимо, чтобы была подготовлена к ней почва, необходимо, чтобы психическая деятельность стала в особые благоприятные условия. Каждому из нас не раз приходила в голову мысль о гипнозе, однако мы не впадаем в гипнотический сон. Да и практика показывает, что не все лица, которым подсунута мысль о гипнозе, способны гипнотизироваться: как известно, среди больных, обращающихся за советом к врачам, попадаются очень часто такие, которые, несмотря на свое желание впасть в гипноз, несмотря на то, что беспрестанно носятся с мыслью о гипнозе, все-таки совершенно не гипнотизируются. Очевидно, для развития гипноза нужно еще что-то более существенное и важное. Это существенное и заключается в возбуждении у гипнотизируемого соответствующей эмоции. Какова бы ни была эмоция, но раз она возникает с известным представлением, то является главным стимулом к реализации этого представления: всякий из нас не раз испытывал это на самом себе, всякий из нас по личному опыту знает, как легко, сплошь и рядом непреодолимо, наша мысль реализуется в соответствующее действие или состояние, раз с нею связаны соответствующая эмоция или аффективное состояние. Особенно ярко это бывает заметно в так называемых патологических случаях. Раз какое-нибудь действие сочеталось у нас с известной эмоцией, то стоит только возникнуть эмоции, как повторяется то же действие. Есть, например, лица, которые не могут ходить по открытой площади: всякая попытка сделать шаг в открытом месте вызывает у них представление о возможности припадка или обморока, это представление тянет за собой соответствующую эмоцию (страх), которая и парализует собой все движения, делая их подчас совсем невозможными. Есть лица, которые обнаруживают все признаки заикания, раз на них обращено внимание: мысль о недостатке речи вызывает у них особое эффективное состояние, которое и парализует собой необходимую для правильного произношения гармонию речевого аппарата. То же наблюдается и при других навязчивых представлениях, соединенных с известным местом или временем: таковы, например, половое бессилие психического характера, боязнь покраснения и пр. Примером тому, какое важное значение в реализации наших представлений имеет эмоция, могут служить и не одни только патологические случаи. Кому приходилось говорить на больших собраниях, тот знает, что речь его иногда начинает пугаться и сбиваться лишь потому, что в известный моменту него возникает эмоция, соединенная с опасением потерять нить мыслей. То же бывает иногда у начинающих артистов и музыкантов, охваченных мыслью о неуверенности исполнения известного места роли или пьесы.