Симона Мацлиах-Ханох - Сказки обратимой смерти. Депрессия как целительная сила

Молодые женщины, жизнетворные и жизнеутверждающие силы которых были блокированы настолько, что попытка самостоятельно сплести нити своей жизни повергла их в состояние спячки (или полной отрешенности), в конце своего путешествия (первого) в небытие и назад открывают в себе бурлящие, рвущиеся наружу силы созидания, воспроизведения и возрождения, которые оказываются для них такими же естественными, как их собственное дыхание. Не стоит думать, что этот родник никогда не истощится, или что камни, ветки и сухие листья никогда не помешают его течению… Хождения в глубины целительного небытия – это часть женского сезонного промысла, и если нам удается не испугаться, взглянуть на очередную преграду не как на «удар судьбы», а как на ее подарок, дополнительный шанс; если мы сумеем воспользоваться нашим созидательным началом как внутренним шаманом, сопровождающим нас в наших нелегких походах, то с каждым разом эти путешествия будут становиться все легче и легче.

Творчество – созидание многолико. На мой взгляд, кармическая йога (или карма-йога), чей основной смысл состоит в осознанном выполнении человеком всех предписанных ему обязанностей без привязанности к плодам труда, отличается самым полным, всеохватывающим восприятием созидательной деятельности. После моей поездки в Индию я стала горячей поклонницей этого учения, настаивающего на необходимости полного (близкого к медитативному) присутствия при совершении самых простых, обычных и привычных нам действий, с непременным разграничением между самим действием и его результатом, и призывающего наполнить смыслом каждый наш миг и каждый наш жест. Но я согрешу перед правдой, если скажу, что мне достаточно того элемента творения, который является составной частью моей повседневной жизни и проявляется в приготовлении еды, наведении образцово функционального порядка в шкафах, в продуманной организации распорядка дня детей и бережном отношении к природе. Всего этого не достаточно, чтобы полностью реализовать живущий во мне дар созидания. Заложенная в наши души исконно женская способность порождать полностью повторяет ту же способность, которая – в ее материальном аспекте заложена в нашем женском теле. В лоне нашего тела развиваются младенцы, в лоне нашей творческой души – идеи. И, как любые роды, эти, духовные, сопровождаются болью, подъемом сил и страхом.

Многим беременным женщинам снятся кошмары, будто бы в их чреве произрастает чудовище. Так и духовная беременность нередко сопровождается навязчивыми страхами: мы боимся, что наши труды не принесут достойных результатов, боимся оказаться непонятыми, боимся столкнуться с критикой или, не дай бог, с отказом. А так как нам, к сожалению, кажется, что мы управляем этими духовными беременностями и полностью подчиняем их нашей воле, то мы крепко-накрепко затыкаем все входы и выходы и закупориваем несостоявшихся детей души нашей – оставляем их в состоянии вечного зародыша.

Но ведь произведение, чтобы быть созданным, не обязано быть идеальным, равно как и мы не обязаны быть верхом совершенства, чтобы его создать. Наоборот, недостаток совершенства является одним из условий, одним из основных двигателей образования всего живого в этом мире.

Я люблю повторять слова моей подруги Анат, которая говорит по этому поводу: «совершенный» – значит «совершенный», «за-конченный», а мы не «конченные», мы – «живые». Так и наше творчество, наша любовь, наш труд – все они тянутся к жизни.

В каменной глуши Нью-Мексико расположилось место под названием Пуйе, куда каждый год стекаются толпы туристов. Здесь же собираются хикарильские апачи, южные юты, пикурис, тесуке – все эти племена пустыни пляшут, превращаясь в сосны, в оленей, в орлов и могучих духов. Многочисленные гости приезжают сюда за сотни, если не за тысячи километров, чтобы увидеть одно из самых фантастических зрелищ, живое божество, La Mariposa – женщину-бабочку. И вот, наконец, барабанщики начинают выбивать священный ритм бабочки, хор принимается изо всех сил возносить призывы богам, и перед изумленной публикой появляется очень старая женщина, обладательница могучего тучного тела на тонких ногах, с длинными до земли толстыми косами и крыльями бабочки, знакомыми нам по детским карнавальным костюмчикам. Она прыгает, но вовсе не порхает, а так, что земля содрогается… 19 У нее широкая спина, огромные бедра и толстенные ягодицы, ее движения далеки от совершенства, но она танцует. Это и есть мое, адресованное всем нам пожелание.

На мой взгляд, основным отличительным свойством земли, ее сущностью является способность и готовность земли вмещать, хранить и оберегать; а так как женские элементы внутри нас, следуя природе, тянутся именно к этому ее качеству, то, когда наступает момент трансформации, именно туда мы и направляем нашу мужскую составляющую. Преобразование, принятие, покорность, непротивление и преданность требуют почти физического погружения в недра земли [111]; именно поэтому отправляет Инанна своего мужа Думузи в подземные глубины, а Ситтукан готова выйти замуж за султанского сына только после того, как его мать завернет его в семь саванов, пройдет с похоронной процессией через весь город и похоронит его во дворцовом парке. На все эти условия отвечает султанский сын (в отличие от Думузи): «И это все…?!».

Подневольное нисхождение негодующего Думузи в преисподнюю порождает в нем покорность перед матриархальным колесом жизни – смерти – жизни и смирение с ним, в то время как похороны довольного приговором восточного принца приносят еще и другие плоды: возрождение из земли обогащает как женскую, так и мужскую составляющие души – Ситтукан становится женщиной, знакомой с секретами вращающегося колеса жизни, а избалованный сын султана превращается в ответственного мужчину, который способен связать себя брачным обетом.

Похороны заживо юного возлюбленного Ситтукан напоминают мне закон кашрута относительно посуды, предназначенной для молочной пищи, которая оказалась в контакте с мясом: посуду опускают в землю особым образом, тогда она опять становится кашерной.

Для многих из нас работа с землей, на земле, да и просто контакт с ней становятся источником новых жизненных сил и даже чудодейственным лекарством. Именно об этом пишет в своей книге «Лекарственные растения и пряности» Дрора Хавкин [112]: как-то в самый разгар болезни, возвращаясь с очередного сеанса химиотерапии, она зашла в садоводство и неожиданно для себя самой купила два горшочка с саженцами. Этот поступок так и остался для нее загадкой, ведь она никогда не занималась и не интересовалась разведением растений… А затем: «Еле живая я пересаживаю жасмин и бугенвиллию в землю и валюсь на кровать. Только спустя несколько часов я вновь выхожу во двор навестить моих новых жильцов. Похоже, они начинают приживаться, набираться сил, и я вдруг понимаю, что между нами много общего. Каждый из нас набирается сил по-своему, однако между нами установилась какая-то скрытая связь. И чем больше я касаюсь земли или саженцев, тем лучше я себя чувствую». Вот так, наслаждаясь своим цветущим садом, каждым его кустиком, каждым цветком, грядкой и даже кучей компоста, Дрора победила свою болезнь. Это заняло у нее два года.