Доминик Гийо - Люди и собаки

Чтобы поставить точку в этом споре, ученые предложили провести один эксперимент. Они предположили, что выявить истинный характер pointing можно, если жест, адресованный животному, будет очень быстрым. То есть в момент, когда испытуемому животному предстоит предпринять ответные действия, оно уже не сможет видеть жест, указывающий направление. Гипотеза, на которой был основан эксперимент, состояла в следующем. В данной ситуации те животные, которые в принципе не способны понять, что жест имеет отношение к удаленному предмету, вряд ли направятся в нужную сторону. В тот момент, когда они начнут реагировать, направляющего жеста уже не будет. И наоборот, животные, которые обладают способностью, имеющей признаки референтности, двинутся по направлению жеста, поскольку для них он будет символизировать присутствие объекта. В конечном итоге из всех домашних животных, включая уже упомянутых сибирских лисиц, только собаки успешно прошли испытание. Все остальные не смогли выбрать нужное направление к объекту, указанное коротким жестом, поскольку действие pointing прекращалось еще до того, как испытуемые животные начинали ответное движение (Miklósi, 2007, р. 183–184). Опыт подтверждает предположение, что собаки действительно могут обладать референтной способностью, связанной с жестами человека.

В поисках доказательств этой гипотезы ученые провели с собаками другой эксперимент, изначально задуманный для изучения шимпанзе. Идея заключалась в том, чтобы проверить, могут ли животные уловить смысл взгляда экспериментатора, или же они способны заметить только его направление. Когда человек смотрит внутрь объекта — в данном случае миски — или поверх него, направление взгляда с точки зрения физиологии практически не меняется. Собакам показывали две миски, расположенные на некотором от них расстоянии. В одной из мисок была еда, другая оставалась пустой. Испытуемым собакам предлагали выбрать одну из двух мисок. Чтобы указать собаке направление к целевому объекту — миске с едой, — экспериментатор смотрел либо внутрь миски, либо поверх нее. Опыт строился на гипотезе, состоящей в том, что животное, неспособное отличить взгляд, просто направленный на предмет, от того, который имеет «отношение» к еде, не сможет понять указание человека. Это животное механически соотносит направление взгляда с предметом и не связывает его с наличием в миске еды. Если же, по предположению ученых, способность животного референтна, то есть оно замечает связь между взглядом и целевым объектом — угощением, — животное направится только к миске, внутрь которой смотрит экспериментатор. На взгляд, направленный поверх миски, животное не отреагирует, поскольку такой взгляд не будет для него связан с наличием в миске еды. Результаты опытов превзошли все ожидания ученых. В отличие от шимпанзе собаки, так же как и дети, легко находили нужную миску, то есть ту, внутрь которой смотрел экспериментатор (Soproni et alii, 2001).

Откуда же берутся эти поразительные способности, благодаря которым собаки, по определению, становятся еще ближе к человеку, а во многих отношениях превосходят даже шимпанзе? Еще более удивительным представляется тот факт, что собаки не используют pointing в общении между собой. Маловероятно, что эти навыки вырабатываются в процессе дрессировки. Даже щенки в возрасте двух месяцев, имевшие очень ограниченные контакты с человеком, проявляют способности к pointing, улавливая жесты, которые мы используем для передачи пространственной информации (Hare et alii, 2002). Заметим, что движения руки, к которым собака относится с особым вниманием, играют исключительно важную роль в человеческой деятельности и в общении людей между собой. А если добавить, что pointing связан с одним из нескольких указательных жестов, общих для большей части — если не для всех — культур человеческого общества, то наиболее вероятной причиной появления у собак такой способности следует признать их адаптацию к антропогенной нише. Очевидно, что способность собак распознавать жесты, как приобретенная в процессе эволюции адаптация, лишний раз доказывает их исключительную близость к человеку.

В целом собаки владеют тем же вокальным репертуаром, что и волки. Однако используют они его все-таки иначе. Собаки гораздо меньше воют, чем волки, но при этом производят намного больше шума из-за выраженной склонности к лаю. Все владельцы собак со мной согласятся: собаки готовы лаять по малейшему поводу и в самых разных ситуациях. Склонность собак к лаю и разнообразие условий, побуждающих их лаять, навели некоторых ученых на мысль, что подобный тип вокализации не несет какой-либо особой функциональной нагрузки. Они решили, что речь идет о неспецифическом признаке, лишенном особых адаптивных качеств. Такой признак мог появиться в результате ослабления действия естественного отбора в условиях антропогенной ниши, подобно тому как появилось разнообразие окраса, которое мы можем наблюдать у современных собак. То есть лай как признак, не приносящий очевидной пользы его носителю, мог развиться у собак просто потому, что в антропогенной нише селективный прессинг понизился. Поэтому стали появляться признаки, которые ранее отсеивались более жестким естественным отбором в условиях той экологической ниши, в которую были вписаны предки собак и современных волков.

Однако современные исследования позволили добавить этой картине ряд уточняющих деталей. Ученые отметили, что, несмотря на отсутствие какого-либо определенного функционального назначения, собачий лай отличается ярко выраженным акустическим разнообразием. Собаки издают звуки большего частотного диапазона, чем волки. Их репертуар гораздо более разнообразен с точки зрения музыкальной гармонии. Лай может звучать как какофония, а может быть достаточно мелодичным. Разнообразие звуков навело ученых на мысль, что лай может представлять собой отражение внутренних состояний собаки. Иными словами, лай служит средством внутривидовой и межвидовой коммуникации, выражая психологическое состояние — тревогу, страх, покорность, — которое собака в данный момент испытывает. Это предположение подтверждается некоторыми исследованиями акустических параметров лая. Установлено, что частотный диапазон звуков, составляющих лай, во многом зависит от конкретных условий: например, оставленные в одиночестве собаки, лающие без видимого повода, издают более высокие звуки, чем собаки, застигнутые врасплох внезапным шумом (Yin, 2002).

Наблюдения подтверждают, что лай можно рассматривать как один из видов весьма распространенной среди животных акустической коммуникации. Этого же мнения, в частности, придерживается этолог Юджин Мортон, предложивший разделить все звуки животных на две большие категории. К одной он относит громкие и низкие, зачастую диссонирующие звуки, например урчание и рычание. К другой — более высокие, гармоничные и четкие, такие как протяжные стонущие звуки, визг или тявканье. Мортон добавляет, что у многих видов млекопитающих и птиц два типа вокализации соответствуют двум категориям внутренних состояний. Первый обычно относится к агрессивным или агонистическим (связанным с соперничеством) состояниям; второй чаще всего представляет собой сигналы примирения, дружелюбия или покорности (Morton, 1977). И очень может быть, что собачий лай во всем своем многообразии подчиняется таким же правилам, общим для многих видов животных.