Рональд Ренг - Зачем мы бегаем? Теория, мотивация, тренировки [litres]

Хотя температура опускается уже ниже нуля, я не вижу пара изо рта. Очевидно, при таком темпе я дышу не очень активно. Я оделся так, чтобы слиться с темнотой: весь в черном вплоть до шапочки, только перчатки белые. Представляю себе, как кто-нибудь выглянет в окно спальни и увидит две белые руки, движущиеся в темноте. При таком темпе бега я замечаю вокруг себя намного больше вещей, чем раньше. Теперь у меня есть время рассматривать ландшафт, по которому я раньше несся, глядя только под ноги на три метра перед собой. На горе Риттен светится огромное распятие, и создается впечатление, что оно парит в небе. Прежде мягкая дорожка подмерзла и стала жестче.

Пришла зима. Я бегаю уже три четверти года, но кажется, будто все только начинается. Похоже, я потратил девять месяцев на всякие глупости – то на интервальные тренировки, то на лечение подошвенной фасции. В результате пробегал за неделю не больше 22 километров. Это просто смешно. С таким объемом нагрузок выносливость не повысишь. Тем не менее и 22 километра даются нелегко. Я бегаю три раза в неделю: два раза по 6 километров и один раз – десять.

Когда читаешь записи амбициозных бегунов, все выглядит вроде бы нормально: 90 километров в неделю, 130 километров в неделю. За неделю бегуны мирового уровня преодолевают по 230 километров. Если все эти километры распределить по отдельным тренировкам, то становится понятно, как трудно повысить еженедельную норму с 22 до 36 километров. Во всяком случае, сейчас я это осознал.

Бегуны гордятся тем, сколько сил тратят на тренировках. Нередко они считают себя более трудолюбивыми и упорными, чем другие атлеты. На самом же деле, если взять все виды спорта, где требуется выносливость, бегуны тренируются меньше всех.

По данным Стефена Зайлера, общая продолжительность тренировок у ведущих бегунов составляет чуть больше 500 часов в год. В то же время у лыжников этот показатель составляет 900 часов, у гребцов – 1000, у велосипедистов – 1200, а у пловцов – 1300 часов. Это превышает тренировочную нагрузку бегунов более чем в два раза. Бегунов оправдывает высокая травматичность их вида спорта. Во время бега суставы и мышцы подвергаются большей нагрузке, чем в ходе занятий другими видами спорта, где нужна выносливость. Поэтому и слишком продолжительные тренировки, такие как в плавании, здесь невозможны и не используются.

То, что даже медленный темп может быть утомительным, я понимаю уже после первых пробежек. После 12 километров расслабленного бега в мышцах ног остается неприятное тянущее чувство. Чтобы снять напряжение в икроножных мышцах, я начинаю принимать магний. «Ты заболел?» – спрашивает дочка, увидев меня с таблетками.

Эксперимент начинает дорого мне обходиться. Бег три или даже четыре раза в неделю ощущается уже не как невинное развлечение, а как обязанность. Я уговариваю себя, что буду бегать таким образом только до тех пор, пока не достигну своей цели. И тут же спрашиваю себя: «А какой, собственно, цели?»

К медленному темпу я привык довольно быстро. Уже после трех-четырех пробежек я с первых же шагов нахожу нужный ритм. Теоретически при скорости 11 километров в час мне должно хорошо мечтаться, потому что сердечнососудистая система почти не испытывает нагрузки. Но поскольку я не привык, что время пробежки при этом растягивается до одного часа, то начинаю подозревать, что мне просто не о чем мечтать целый час. Все чаще меня посещает мысль: «Черт возьми, как скучно».

Мне нужно выдержать всего 1–2 месяца в таком режиме, а потом будет легче. Это только начальные трудности. Я уже увеличил недельный пробег на 60 процентов, и телу просто надо привыкнуть к этому. Все вроде правильно. Но на отметке 9,5 километра в голову навязчиво лезет мысль: «Скорее бы уже конец».

Объективно говоря, в молодости я был силен именно на более длинных дистанциях. Тем не менее я бегал 3000 метров не чаще чем два раза в год, а 5000 метров – вообще всего раз в жизни. Для средних дистанций я был от природы недостаточно быстр, но с большим энтузиазмом бегал на 800 и 1000 метров. Может быть, оттого, что мне уже тогда не нравилось бегать слишком долго? Вероятно, при всем своем усердии в тренировках я был все же слишком ленив для длинных дистанций.

Те чувства, которые я испытывал на 1000-метровой дистанции, определенно были радостнее, чем на более длинных. Начиная с момента стартового выстрела я был весь наэлектризован скоростью, ощущал темп, встречный ветер. А еще приятно было то, что все быстро заканчивалось. Но длинные тренировочные пробежки – 15 километров по лесам и полям в воскресный день – доставляли мне не меньшее удовольствие. Я с легкостью преодолевал подъемы, ощущал свежесть в душе и теле и понимал, что мое место здесь, среди деревьев и птиц.

Тогда я предпочитал средние дистанции длинным лишь по одной причине: я внушил сам себе, что мне надо сначала развить в себе скорость, а уже потом переходить к дальним забегам.

Во мне жил неосознанный страх, что, бегая медленно, я утрачу скорость. Этот страх настолько укоренился в моем сознании, что мне и теперь приходится убеждать себя в обратном, иначе я опять сорвусь на быстрый бег.

Окончательно расставшись с футболом в 15 лет и сделав выбор в пользу бега, я из каждой тренировки устраивал соревнование. Ведь я же теперь был настоящим бегуном! Мне нужно было каждый день упорно тренироваться. Тренера у меня не было. Десятикилометровую дистанцию на тренировке я пробегал за 37 минут. На соревнованиях у меня получалось ненамного быстрее. На следующий день я так же, с полной отдачей совершал интервальные пробежки – 5 раз по 400 метров. Я все время старался бежать быстро. Вот только на соревнованиях у меня это получалось все хуже.

Только попав в 17 лет в руки компетентного тренера, я избавился от страха перед медленным бегом. Он говорил, что длинные тренировочные забеги надо совершать легко и расслабленно. Я охотно подчинялся ему, поскольку мне хотелось произвести на него впечатление. Но, пробегая десятикилометровку за 43 минуты вместо положенных 44-х, я невольно хвалил себя за это.

И вот 31 год спустя я опять помимо своей воли вернулся к убеждениям, которые были у меня в 15 лет. Мне снова кажется, что медленный темп – это смерть.

До этого я думал, что с легкостью могу пробежать шестикилометровый круг по берегу Талверы за 4:45. На самом же деле у меня настолько хорошо поставлено дыхание, что я могу скрыть напряжение от самого себя.

Теперь я совершаю свои медленные длинные забеги со рвением миссионера. Я вспоминаю, о чем говорил диетолог Уве Шрёдер: «После продолжительных и длительных пробежек, в ходе которых организм получает энергию исключительно за счет сжигания жиров, не надо ничего есть. В этом случае тело даже во время отдыха будет продолжать черпать энергию из жировых запасов». Поэтому я, пробегав целый час, собираюсь съесть только один апельсин. Но этот фрукт пробуждает настоящий голод, и в десять часов вечера я делаю себе мюсли, съедаю два бутерброда с сыром, потом еще два и яблоко, а вдобавок нахожу кусок шоколадного пирожного, оставшийся с детского дня рождения.