Мария-Луиза Франц - Психэ и материя

Хотя христианство принесло с собой моральный прогресс и способствовало объединению личности в единое целое, тем не менее, оно сделало одну существенную ошибку. Человек более не способен был контактировать с нуминозным в природе в различных химических веществах: мир был теперь населен преимущественно духами зла и демонами. Символ Христа вобрал в себя все проекции позитивных психических образов, фактически впитав их из природы. Поэтому один из ранних христианских поэтов Ефрем Сирин [131] Ефрем Сирин (ок. 306–373) — один из великих учителей церкви IV века, христианский богослов и поэт. пишет: «Поскольку устало творение нести на себе печати [символы] славы Христовой, Он освободил их от груза сего подобно тому, как однажды Он освободил лоно Матери Своей». Говорили также, что «Христос облек себя образами», архетипическими образами Себя же. Это тайное сокровище, приоткрывающее великие чудеса тому, кто достоин будет узреть их. Такое освобождение образов, по мысли Сирина, означает, что их частично отбирают из внешнего мира, однако вместе с тем человек теряет интерес к природе.

Одновременно с появлением христианства начался застой в развитии европейской алхимии. Ее традиции переместились в Северную Африку, остававшуюся языческой, и в особенности в Междуречье, расцветшее позднее под исламским влиянием. Исламская культура подарила миру нескольких крупных алхимиков, один из которых, Мохаммед ибн Умаль ( Mohammed ibn Umail, 10 век), стал известен в поздней западной алхимии под именем Сеньора (что по-арабски означает «шейх» ).

Юнг в своих работах часто подчеркивал, что ислам — это религия чистого Эроса. Соответственно и символизм объединения (coniunctio), священного брака ( hierosgamos ) солнца и луны, играет огромную роль в трактатах Сеньора. Сам по себе мотив сакрального coniunctio идет от египетского ритуала погребения мертвых и затем снова появляется в тексте Комариоса, который я упоминала выше. С этого момента мотив священного брака и объединения противоположностей становится центральной темой алхимии. Он обозначает, с одной стороны, химическое сходство, а с другой — объединение психических оппозиций в процессе индивидуации, глубоко изученное Юнгом в «Психологии переноса» и «Mysterium Conjunctionis».

Около 1000 г. н. э. античное знание начинает возвращаться из исламского мира в Европу, чему во многом способствовали Крестовые походы. Сицилийские, испанские мавры и евреи были главными переводчиками и посредниками между культурами Востока и Запада. Так называемый «Liber Sextus» великого персидского философа Ибн-Сины [132] Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина , или Авиценна (980-1037) — средневековый персидский учёный, философ и врач, представитель восточного аристотелизма. Был придворным врачом саманидских эмиров и дайлемитских султанов, некоторое время был визирем в Хамадане. , известного на Западе под именем Авиценны, оказал огромное влияние на наиболее выдающихся мыслителей-схоластов двенадцатого и тринадцатого веков, таких как Альберт Великий, Фома Аквинский и Роджер Бэкон. В «Liber Sextus» содержалась одна весьма важная идея о том, что душа человеческая обладает колоссальной силой воображения, способной создавать конкретные образы в материи. В момент, когда исследователь находится в состоянии исключительного эмоционального напряжения и одновременно звезды располагаются в нужном порядке, он способен силой своей мысли трансформировать материю в реторте; душа его, таким образом, может на самом деле изменять сущность вещества. Этот внутренний аспект алхимии вернулся в западную науку, а суть его составляет творческое активное воображение, взаимодействующее с субстанциями. Можно рассматривать такой опыт как примитивный, напоминающий тот, что был описан в книгах Карлоса Кастанеды, то, что дон Хуан называл «грезами после остановки мира». Вы, конечно, помните, если знакомы с этими книгами, как Кастанеде нужно было учиться грезить наяву. То, что проделывал дон Хуан, более всего напоминает активное воображение, но не на бумаге или холсте, а в природе. Растения и камни начинали контактировать с переживающим этот опыт человеком, что, кстати, было в свое время описано еще Альбертом Великим и другими средневековыми алхимиками.

Такое возвращение античных идем не было ми полностью принято, ни целиком отвергнуто официальной Церковью. Некоторые авторы соотносили идею Мировой души со Свитым Духом либо настаивали на её отдельном бытии. Иногда Философский Камень отождествляли с самим Христом, иногда же, скорее, с воскрешенным телом. Даже мысль о том, что алхимики способны управлять Богом, так сказать, дополняя его Божественное величие, имела право на существование, однако никогда до конца не осознавалась.

Если бы такое неустойчивое положение дел сохранялось еще достаточно долго, то вполне возможно было взаимное обогащение идеями алхимии и христианской теологии, если бы не одна психологическая тенденция, этому мешавшая. Эта тенденция на данный момент приобрела особенно деструктивный характер, почему я бы хотела кратко вернуться к началам науки, описанным ранее, и рассмотреть эту проблему.

Я упоминала о том, что философы-софисты не стали интерпретировать старых божеств как символы новых принципов мироздания, провозгласив их лишь иллюзиями. Этот момент стал основополагающим для зарождения просвещенного рационализма, который и сейчас еще преследует нас, угрожая лишить окружающий мир его божественной сути. Первичной мотивацией такого образа мышления выступает страх, ведь в мире, который мы можем понять и объяснить, как писал Юнг, мы чувствуем себя более-менее дома. Вторая мотивация — это комплекс силы. Желание познать и объяснить все точно и досконально — это желание, диктуемое силой и стремлением защититься от иррационального и необъяснимого. Античный рационализм на самом деле оказал довольно незначительное влияние, не сумев разрушить религиозное мировоззрение человека. Однако он, к сожалению, сохранился в одной отдельной области, а именно в религиозной полемике софистов, а позднее и Отцов Церкви, против представителей других религий, объявивших последние жалкими предрассудками и бабскими суевериями. На мой взгляд, такая агрессивная точка зрения проистекает из патриархальной природы самого иудео-христианства. В силу того, что христианство лишено четвертого, фемининного принципа, он также начинает медленно трансформироваться (как было описано Юнгом в «Ответе Иову») в тяжелое, угрожающее, материальное присутствие Матери Церкви. Поскольку материя более не была включена в божественный символ абсолюта, то компенсаторный материализм начал, так сказать, мстить, действуя как отвергнутый материнский архетип. Тот, кто знаком с работами, посвященными современной теологии или финансовой активности Ватикана, поймет, что я имею в виду. В Средние Века этот материализм существовал в еще более грубых формах, когда церковники открыто боролись за обладание землей и деньгами. Супружеская гармония между отцом-духом и матерью-материей была нарушена, когда дух превратился в жесткий догматический интеллектуализм — схоластическую философию — а материя увлекла человека к конкретному, материалистическому взгляду на мир. Рационализм и материализм, таким образом, слились воедино, оставаясь слитыми и в рамках марксистской идеологии, царствовавшей в свое время на значительной части земного шара. Кабалисты считают, что произошло это оттого, что Бог отделился от своей Шохины, что и послужило причиной возникновения зла в мире.