Татьяна Бабушкина - Что хранится в карманах детства

Мы забываем, что нравственный смысл еды состоит в том, чтобы разделить пищу, а значит, понять, принять другого. Совместная еда — это возможность создания пространства единомыслия.

Георгий Дмитриевич Гачев замечательно отмечает таинство беседы за столом. Он говорит, что рот человека вкушающего и говорящего — это то место, где соединяется плод земли и плод мысли в слове. Именно поэтому в истории некоторых культур было запрещено есть в одиночку. Печально, что многие современные дети приучены к обратному, и первые опыты совместных выходов на природу, как правило, кончаются лоскутными трапезами в одиночку и долгим приучением к радости совместного вкушения.

Лена Алексеевна Никитина как-то сказала мне: «Когда мои дети в перерывах между едой не отщипывают кусочки, а ждут общего стола, я знаю: в семье все в порядке». А в детском саду Лилии Анатольевны Блудовой на столиках было по супнице. В полном доверии со стороны взрослого дети брали себе еды столько, сколько хотели, при условии, что все будет съедено. Не было проблемы недоеденных порций, и продукты расходились в соответствии с нормой. В том же саду каждый стол был накрыт своеобразной скатертью, посуда по возможности тоже была особенной — кому какая больше нравилась. Накрывали на стол не спеша и со вкусом, и главное, все вместе.

Временной и географический хаос продуктов, на мой взгляд, лишает плод главного признака прирученной любимой вещи — его ожидания. Этому можно противопоставить только свои семейные праздничные традиции. Пир становится пиром для ребёнка только в сопровождении игры.

Игры за праздничным столом уводят детей от обыденности, повторяемости, лечат от быстрого ежедневного темпоритма. Детям необычайно нравится праздничность стола, они мечтают об огромных тортах с панорамой, с кремом, с продолжением сказки. Из соленых хлебных палочек легко, как из спичек, выкладывается домик с бисквитной крышей, вокруг стелится мармеладный лед, из зефира лепится снеговик. Сотворив такой шедевр (пусть это будет раз в году!), дети почувствуют себя мастерами. Они вдруг вырастут в собственных глазах, и будто бы даже реально — ведь в их руках небольшой домик, маленький, подвластный им мир. Обычно, дети очень бережно относятся к своим творениям, постепенно объедая пейзаж, они до последнего засыхания берегут домик…

Второе бесконечно длящееся совместное удовольствие вкушения — гоголь-моголь. Всем раздаются стаканы, и под звон ложек дети взбивают моголь — желток, а взрослые — гоголь, белок. Потом идёт обмен вкусностей или все это превращается в одно общее угощение, общее удовольствие.

Вот ещё одна вкусная игра, она называется «винегрет». К вопросу: «Кто с кем готов разделить трапезу?», складываются группы из детей и родителей. По одному человеку от каждой группы приглашается к столу, на котором лежат мешочки с неизвестной едой: конфеты, моченый чеснок, лимон, кусочек дыни… Суть в том, чтобы, замирая, уметь разделить как вкусную, так и невкусную участь. И порадоваться неожиданному.

Пусть взрослые и дети приготовят друг другу блюда из чувств и пожеланий. Вдруг обычные конфеты окажутся таблетками доброты, мудрости, понимания и ласки… Быть может, ваш ребёнок предложит вам самое неожиданное блюдо, проверьте.

Моя мама рассказывала мне, как в голодное военное время каждая семья старалась сохранить традицию выпечки пирогов, пусть без сладостей, с листьями, с крапивой, но ароматных хлебных пирогов. В дневниках Даниила Гранина встречаются похожие размышления о том, что еда, выпавшая на самые голодные годы, кажется детям потом самой вкусной. Ибо в ней запечатляется не столько качество вкуса самого предмета, сколько бесконечно складывающиеся старания родных людей. Чем труднее, тем значимей вложенное туда внутреннее питание человека.

Однажды, собрав родителей и детей на вкусные зимние посиделки, мы предложили ребятам на ватмане нарисовать фантастическое угощение для мам и пап. И в сгущающихся сумерках, когда пиршество было готово, используя простую шведскую стенку и фонарики, ребята тут же превратили её в многоэтажный дом и осветили свои рисунки, превратив их в окна… И оттуда, перекликаясь, начали по очереди, по именам, звать своих родителей к фантастичному ужину. Реакция была неожиданна, родители оцепенели и потом их взгляд, отклик, изменение позы, составили единую, общую цитату детства.

В жизни человечества есть преданные вещи, которые сопровождают людей из глубины поколений и не оставляют их до сих пор. Таким предметом является подарок. И часто столь насущное, радующее и нераздельное с человеческой судьбой перестает людьми замечаться, а иногда и вовсе не предается осмыслению. Наши дни ещё имеют и искажение смысла, ибо «по-дарок». «По» — предшествие поступку и щедрость дара не как благодарение за что-либо, а именно дар в своем бескорыстии. К сожалению, сейчас значение «подарить» часто склоняется вовсе не к возвышенным смыслам.

Многим известен Дмитрий Шпаро как вечно отважный путешественник, и мало кому известно, что в годы спрятанной благотворительности ему удалось перевезти инвалидную коляску в разобранном виде, тайком, для одной художницы. И не знаю, что больше может характеризовать его, но полагаю, что подарок — это то, что говорит о человеке гораздо глубже, чем многие его поступки. Происходит это потому, что вот это «по» дарение, «пред» дарение, по какой-то глубинной сути человека требует от дарящего избыточность души. И чем больше этот избыток с вектором любви к даримому, тем удивительнее происходит произведение подарка.

Одно из самых сильных впечатлений на меня произвел рояль, белый рояль, который друзья декабристов отправили им в подарок на поселение — весной, как только начали подсыхать хляби и сходить снег. И как-то сверху, в парении отношения к этому чуду, представилась бесконечная дорога и этот белый рояль, влекомый лошадьми не только в разных пространствах, но и в разных временах, ибо двигался он около полугода… И именно избыточность души — и есть эта поддерживающая нота в октаве человеческих отношений.