Джеймс Холл - Юнгианское толкование сновидений. Практическое руководство.

Своим появлением сны проводят различие между личностью и телом, и по всей видимости, эго сновидения скорее связано с личностью, нежели с телесным началом. Когда показатели текущего физического состояния представлены в сновидении, то вовсе не обязательно, чтобы они выглядели как болезнь эго-образа в рамках сновидения; вероятнее всего, они предстанут в ином воплощении, нежели эго сновидения, возможно, это будет образ, воплощающий органическое тело — животное, собственная мать (производящий источник физического тела) или какие-либо иные репрезентации органической жизни.

Мотив смерти в сновидении является тесно связанным с вопросом представления органической болезни. Видеть во сне, что ты (или кто-либо) умираешь или даже что ты (или кто-либо) мертв — не такое уж редкое дело. Пациенты вспоминают подобные сны с беспокойством и тревогой, высказывая опасение, что сам сон указывает на приближение смерти. Но сны о смерти, по сути, — сны о преобразовании эго-образа. Пока сознательное эго отождествляет себя с отдельным эго-образом, все, что угрожает прочности и долговечности этого отдельного эго-образа будет выглядеть как угроза физической смерти, поскольку само эго столь же тесно отождествляет себя с образом тела, — хотя весьма часто встречающийся мотив сновидения, обозрение самого себя, взгляд на самого себя, — ясно указывает на разъединенность эго сновидения и образа тела.

Смерть в сновидении весьма отлична от значения смерти в бодрствующем состоянии. Образы сновидений — представители комплексов или архетипов. Любое количество образов может ассоциироваться с тем же самым комплексом или архетипом. Такие образы не «умирают». Один образ трансформируется в другой, — превращение, которое часто совершается на протяжении целой серии сновидений. Последовательность сновидений, рассмотренная выше — включая «взрывающегося щенка», «собаку или ребенка» и «мышь с человеческими глазами», — иллюстрирует постепенное преобразование образа сновидения, растянутое во времени. Люди, действительно приближающиеся к органической смерти, видят сны, которые, на удивление, не отличаются от других снов, предвосхищающих некоторые значительные перемены, подобно снам о путешествии или предстоящем браке. Такие сны воодушевляют бодрствующее эго фокусироваться прежде всего на сознательных интересах и обязательствах, нежели на приближающейся смерти физического тела. Важно и то обстоятельство, что соответствующих наблюдений и исследований в области умирания и сопутствующих этому сновидений крайне мало, чтобы делать какие-либо определенные конкретные утверждения. Однако кажется, что сновидения значительно меньше озабочены смертью тела, чем процессом индивидуации, так что они рассматривают приближение конца жизни в той же «оркестровке», что и другие основные перемены в жизни. Может ли это означать, что индивидуальная личность переживает свою физическую смерть? Означает ли это, что физическая смерть несколько больше касается Самости, чем значимые перемены эго в пределах жизненного пространства? Эти вопросы достаточно серьезны для науки в целом и для парапсихологии и глубинной психологии в частности.

1. Одни и те же комплексы могут персонифицироваться целым набором разных образов.

2. Просматривая серию сновидений и ища связную и изменяющуюся структуру внутри нее, можно интуитивно отметить:

а) изменение нюансов комплекса в связи с другими комплексами в том же самом паттерне идентичности и

б) прогностическое улучшение (или ухудшение) паттерна идентичности, такого как паттерн господства — подчинения.

3. Сновидения в начале анализа могут указывать как на диагностический, так и на прогностический элементы, рассматриваемые в первичной клинической оценке.

Относительно техники существует одна простая истина: правильная техника в неправильных руках не работает, тогда как неправильная техника в правильных руках работает. Успешное использование анализа сновидений в психотерапии — это не вопрос технической экспертизы. Совершенно адекватной техники нет, поскольку гораздо более важным является личностное уравнение аналитика/анализанда. В рамках такой взаимосвязи сон либо работает, либо следует подбирать другую терапию. Терапевтическое взаимоотношение является теменос’ом (священной границей, алхимическим сосудом, vas или krater), в котором осуществляется преобразующий процесс.

Анализ — это процесс, всецело рациональным не являющийся, соответственно в ряде отношений он схож с другими видами исполнительской деятельности, требующей мастерства: исполнением музыки, чтением стихов или актерской игры. Правила, которым следует такого рода деятельность, при всей их специфике содержат и нечто общее, а именно служат правилами поведения или некоторой памяткой о том, что следует держать под контролем.

Возможно, главное, за что отвечает аналитик или психотерапевт, — это поддержка того, что может быть названо преобразующем полем, в котором с наибольшей вероятностью может происходить трансформация психического. Удивительным здесь можно назвать то, что эта трансформация может происходить как у анализанда (прямая цель анализа), так и у аналитика или у обоих! Совершенно невозможно сконструировать такую межличностную ситуацию, в которой влияния исходили бы только из одного источника и двигались бы только в одном направлении. У раннего Фрейда существовало мнение, что аналитик может оставаться полностью объективным и служить своего рода «чистым экраном», на который анализанд проектирует свою собственную психологию и изживает свой невротический процесс в пределах лечебных возможностей психоанализа. Однако скоро стало очевидным, что кроме искажений переноса, вносимых пациентом в анализ, существуют также и искажения, поставляемые самим аналитиком в форме так называемого контрпереноса.

Собственные взгляды Юнга по этому вопросу, со всей очевидностью, включают в себя качества этого «преобразующего поля». В своей работе «Психология переноса» Юнг показывает, что аналитик и анализанд совместно вовлечены в такой процесс, который полностью осознаваемым не является и оказывается преобразующим для обоих партнеров [11] The Psychology of the Transference, in: The Practice of Psychotherapy, cw 16. Другой важный источник юнговской мысли относительно переноса-контрпереноса содержится в «Тавистокских лекциях»: The Tavistock Lectures (particularly Lecture V), in: The Symbolic Life, cw 20. Русский перевод см.: К.Г. Юнг. Аналитическая психология. СПб., 1994; Тавистокские лекции. Киев, 1995. . Кроме того, он рассматривает перенос и контрперенос как специфические формы проекции, возникающей автоматически в любом взаимоотношении.