Джеймс Холл - Юнгианское толкование сновидений. Практическое руководство.

Сон испугал ее тем, что вызвал предположение об эдипообразности ее чувств к бывшему мужу, поскольку он оказался на месте ее отца. Удивление усиливалось еще и тем, что она осознанно относила подобную бессознательную связь к своему сексуальному отвращению к бывшему мужу, что и послужило причиной их развода.

Другая пациентка обнаружила схожую связь между текущей ситуацией и прошлыми чувствами по поводу своей матери (обнаруженными в материнском комплексе) в двух сновидениях в течение одной ночи, в тот период своей жизни, когда она на протяжении ряда лет прорабатывала острую проблему нравственных отношений со своей матерью. Отметим здесь, что сама связь с материнским комплексом не выглядит очевидной в первом сне, но в соотношении со вторым сном материнский комплекс становится отчетливо ясным:

Сон 1:

Я вместе с еще тремя или четырьмя людьми нахожусь на краю скалистого выступа. Мне боязно, и тут я срываюсь вниз и лечу 20 или 30 футов (7-10 метров). Когда я ударяюсь о землю, то пытаюсь убедиться, что все нормально. При этом надеюсь, что и остальные люди не подумают, что я пыталась просто привлечь внимание.

Сон 2:

Я на крыше дома моей матери. Там же другие люди. Я боюсь упасть вниз. Но, кажется, это никого не интересует.

Оба сна имеют сходный, хотя и несколько отличный изначальный образ, служащий тому, чтобы связать оба сна с одним и тем же паттерном комплексов; правда, в снах выражаются несколько отличные взгляды на комплексную структуру. Обрыв в первом сновидении аналогичен крыше в материнском доме во втором сне. В первом сне наличествует ненамеренное падение, сопровождаемое состоянием эго, в котором легитимный интерес эго сновидения, связанный со своим собственным благополучием, отодвинут в пользу невротической мысли, которая выглядит не так, как: «Я надеюсь, люди не подумают, что я попросту пыталась привлечь к себе внимание». Во втором сне она не падает, до тех пор пока другие люди остаются к ней безучастными, и ее местонахождение на «крыше материнского дома» показывает, что действительная трудность помещается в родительском комплексе, а не в осознанном интересе быть справедливой и отдавать себе отчет в своих действиях. В каком-то смысле то чувство, что она «слишком греховна» скомпенсировано (или показано в более истинном свете) ее нахождением в не соответствующем ее статусу слишком «высоком и глупом месте» — на краю обрыва или на крыше. Она связала этот интерес со своим разочарованием, со своей семьей и тем недостаточным вниманием, уделяемым своему недавно рожденному сыну, в противоположность вниманию, которое, как она чувствовала, она продемонстрировала первому ребенку своей сестры.

Сдвиги от одной эго-тождественности к другой могут символизироваться в снах, частенько принимающих форму пересечения границы или выхода за пределы, или пересечения водного пространства через мост. Такие образные представления показывают два контрастирующих состояния бытия и способность эго переходить из одного в другое, базируясь при этом на своей собственной идентичности. Это контрастирует с более невротическими перемещениями из одной идентичности в другую в пределах устойчивого невротического паттерна. Конечно, если установившийся паттерн невротичен, то сдвиг идентичности далеко в сторону от самого паттерна рассматривается как признак клинического улучшения, хотя само перемещение идентичности в сторону от любого привычного паттерна вызывает беспокойство до тех пор, пока не стабилизируется новый паттерн.

Один мужчина довольно грубо разговаривал с женщиной из своей группы на терапевтической сессии, чего он обычно никогда не делал, поскольку утаивал свои негативные чувства, что позволяло до поры до времени удерживать свою тень упрятанной, но также и мешало ей войти в сознание с целью возможной интеграции. Он чувствовал себя плохо по поводу того, что выразил свои негативные чувства, и его подмывало вновь прибегнуть к старому паттерну удержания своих чувств в себе и тем самым заморозить себя в невротическом и неизменяемом состоянии. Сразу же после своих переживаний на сеансе групповой терапии ему приснился сон: Я нахожусь на какой-то пограничной территории, что-то вроде Берлинской стены, но думаю, что это где-то в Польше. Я стою на свободной стороне, но по какой-то причине хочу перейти на не-свободную территорию, где меня, возможно, схватят и не разрешат вернуться. Я должен быть внимательным и осторожным. Людей вокруг нет, и мне страшно.

Помимо указания на его намерение перейти в «не-свободную» идентичность из-за своей вины, сон столкнул его с импульсом: начать любовные отношения с одной женщиной, которую он знал еще до своей женитьбы. Аспекты «свободы» против «не-свободы» в его личности могли скоррелироваться с его основной невротической проблемой и ее проявлением во многих областях жизни.

Психологические структуры, выделенные Юнгом, могут быть полезным инструментом в понимании сновидений: персона, тень, анима и анимус, Самость и другие архетипические образы и, разумеется, разнообразные формы и роли самого эго. В беседах с пациентами по поводу сновидений вести о них речь вовсе не обязательно, если к тому же пациент с ними не знаком, но они полезны для ориентации психотерапевта. Чрезмерное их использование в обычных обсуждениях с анализандом ведет к серьезному риску расширения интеллектуального понимания за счет реального эмоционального инсайта и трансформации. Когда анализанд, кроме того, является проходящим подготовку будущим аналитиком, то идентификация структурных компонентов в его материале будет полезным обучающим инструментарием, однако лишь после того, как достигнуто аффективное понимание.

Роль персоны часто представляют в качестве «маски», тем самым приписывая ей негативное значение в противоположность к «подлинной» личности, переживаемой эго’м («Я просто хочу быть самим собой»); однако это неверное понимание функции персоны. Персона — это просто-напросто структура для связи с коллективной сознательной ситуацией, аналогичной понятию роли в социальной теории. Обычно само эго знает, может ли оно отождествляться или не отождествляться с той или иной ролью персоны, в то же время, как правило, не зная и не ведая, что точно также оно может отождествляться (или не отождествляться) с теневой структурой, являющейся, — как это, в конце концов, и оказывается, — составляющей, но непризнанной частью эго. Персона выглядит добровольной, факультативной, необязательной, тогда как тень кажется чем-то навязчивым, компульсивным, хотя обе представляют всего-навсего роли эго-идентичности, поддерживаемые с различной степенью напряженности в связи или в соотношении с другими структурными компонентами психического.