Мария-Луиза Франц - “Золотой осел Апулея

В основе неврозов и психозов обычно встречается символ Самости, но он констеллирован в форме, которая пока не может быть ассимилирована. Так что Луций прикован к колесу, не способный ничего предпринять. Картина особенно характерная, если учесть, что животным или рабам обычно надевали на глаза черную повязку, чтобы у них не было головокружения. Такова картина всякой невротической ситуации; человек вынужден монотонно вращаться в circulus vitosus [порочный круг — лат. ] вокруг психического центра, не имея возможности «видеть» и понимать смысл страдания. Это классическое circumabulatio алхимии, но в негативной форме.

После этого эпизода Луция продают женщине с подростком. Мальчик использует его, чтобы таскать хворост с гор. Здесь, наедине с ним, подросток садистски мучает его, распространяя по всей деревне дурные истории о нём, утверждая, что Луций таскается за женщинами, насилует их, и в результате осла приговаривают к кастрации.

Мальчик представляет собой самую негативную версию символа puer aeternus ; он — тень таких фигур, как Аттис, а также сам Луций. Тень юноши с неразвитыми чувствами часто имеет подростковые черты, как у тех подростков, которые обливают керосином бродяг и поджигают, просто чтобы посмотреть, что выйдет. За этим стоит испорченный инстинкт! Юноши, кастрированные так называемым «хорошим образованием», эти мамины лапочки часто склонны к тому, что можно назвать кровавой жестокостью жизни. Для подростков нормально иметь определенный интерес к отвратительным и темным сторонам жизни, ходить в морг, чтобы посмотреть на трупы, или на задний двор деревенского мясника, чтобы смотреть, как убивают животных. Такие мальчики инстинктивно ищут шока, чтобы разогнать сладостную атмосферу дома, которая их убаюкивает. Следовательно, определенный интерес к злу порождается здоровым инстинктом. Значит, молодой человек ищет истины жизни и стремится знать, каковы вещи на самом деле. Естественно, если это заходит слишком далеко, то становится патологическим. В нашей истории Луций не жесток, даже недостаточно тверд с Харитой. Если бы он сказал во время бегства: «Заткнись! Мы пойдем туда, куда хочу я, любовью займемся после» или «Рыдать будешь потом, а сейчас я хочу сделать то-то!» Это было бы по-мужски, но он не способен на жестокость по отношению к сентиментальной чепухе в нужный момент. Из-за этого жестокая тень становится автономной и разрушительной, и теперь мучает его. Луция теперь хлещет кнутом и пытает мальчик-садист; значит, он страдает от детской самокритики, которая ни к чему не ведет. Наконец, все заходит так далеко, что жители деревни хотят его кастрировать, и он избегает этого, облив мочой старуху, которая собиралась прижечь его гениталии.

В алхимических текстах моча — особенно продуктивное и положительное вещество. Urina puerorum, моча мальчика, например, было одним из названий prima material алхимического камня мудрецов. Даже в девятнадцатом столетии поэт Густав Майринк, тайно практиковавший алхимию, все еще верил в это. В Праге он заплатил немало денег за очень старый сарайчик и усердно работал в нём годами, потому что столько читал о моче в старых текстах. Она взорвалась ему прямо в лицо! В кантоне Аппенцелль медицинская практика без диплома врача до сих пор не запрещена, и потом в этом кантоне множество лекарей, хороших и плохих. Некоторые из них приписывают людям пить мочу, чудесное лекарство от практически любых болезней. Мочеиспускание — телесная нужда, которую мы не можем полностью контролировать. Даже на воинской службе у человека есть право выйти по нужде, этого не запретит даже генерал. Мочеиспускание потому является символом выражения внутренней природы. Это действительно нечто крайне ценное, и потому об этом столько шутят. Даже император ходит в pissoir и так далее. Эта нужда — поражение воли человека. Он сталкивается с одолевающей необходимостью. Сон и голод можно подавлять долгое время, но не мочеиспускание. Эта невозможность делает его «богом»: иными словами, оно сильнее человека. Оно перечеркивает все. Часто в анализе, если люди не говорят честно то, что должны, или не признаются в переносе, или подавляют Бог знает что, то бегают в туалет по три раза за час. Юнг рассказывал о женщине, которая, побыв с ним, чувствовала себя смущенной и веселой около пяти минут. Ему нужно было сходить в туалет. Он вообще-то уже ходил, но встал, извинился, а когда вернулся, она смущенно пробормотала: «Мне тоже нужно выйти». И он сказал: «Черт возьми, мне что, за вас это сделать?» Часто в кошмарах люди никак не могут найти подходящего места справить нужду, и это всегда означает, что они не могут выразить свою истинную природу. Потому, если Луций здесь убегает при помощи мочеиспускания, это значит, что в последний момент он возвращается к совершенно естественному, подлинному самовыражению, и это спасает ему жизнь. Это показывает, что внутренняя подлинность не нарушена, и в крайних обстоятельствах она действует помимо его воли. Так принцип индивидуации проявляется в этой довольно примитивной форме.

Со смертью Тлеполема и Хариты наступает конец всякой нормальной любовной жизни в романе; за этим следуют одни измены, гомосексуализм и содомия, за исключением последней главы. Основными темами романа становятся извращение, преступность и мучения. Сначала мальчика-садиста убивает медведь; вслед за этим у его матери случается вспышка ярости на осла, которого она винит в смерти мальчика. Это обвинение не лишено символического смысла: медведь — это материнский символ и одно из животных Артемиды. В американской индейской традиции он связан, как и в Греции, с безумием, а также с исцелением.

В греческом языке слово arktos, «медведь», женского рода. Значит, в действительности мальчик-садист был убит той же разрушительной пожирающей матерью, которая угрожает Луцию. Негативные элементы взаимоуничтожаются, что в конце концов помогает Луцию сбежать. Какой подход в сознании ему потребовался для этого? В сказках герой часто встречает трех ссорящихся великанов и выступает как судья. Великаны убивают друг друга, а герой получает магический объект, служивший источником конфликта. Ведь противоположности стремятся пожрать друг друга; но нужна отрешенность, поскольку эго должно выстоять в конфликте и не отождествляться ни с одной стороной. Если это удается, то противоположности пожрут друг друга. Если вовлечься в конфликт, внутренние противоположности постоянно будут пытаться втянуть вас; но если удастся остаться «снаружи», то есть остаться объективным, то они могут уничтожить друг друга, как медведь и мальчик-садист в данном случае.

Теперь история становится несколько скучной. Одна отвратительная интрижка следует за другой. Но психологически это утомительное повторение не случайно. Часто в анализе происходит нечто подобное. Есть такая фаза, когда неврозы становятся довольно стабильными, а процесс менее текучим. Словно невроз выстроил механизм защиты. Человек чувствует, что часть жизни исключена, так как один и тот же неприятный опыт постоянно повторяется. Всякий раз человек надеется на перемену, но ничего не выходит, и потому сильная эмоция, которая может разрушить невротическую фиксацию, не прорывается. В этой части книги изображен как раз такой долгий период застревания в невротической ситуации. Я не знаю универсального решения в таких случаях. Возникает чувство, что анализ должен прорваться сквозь блокаду и вынудить на решение, но достигнуть ядра личности не удается. Возникает искушение сдаться и отправить пациента коллеге. Другая возможность — это бороться дальше, даже если это займет два или три года, в надежде, что однажды бессознательное скопит достаточно энергии для прорыва. В нашей истории это в конечном счете и происходит. После долгой вредоносной стагнации в одиннадцатой главе происходит мощный прорыв. Как показывает наша диаграмма, выше и ниже черты произошло многое, но теперь остается только нелепица, выше или ниже черты долго ничего не происходит, и остается удивляться, куда подевалась психическая энергия.