Александр Ройтман - Личное

В последнее время я много думаю об этом. О том, что человек живет в своей системе понятий и координат и что другой его просто не способен услышать. Я живу, например, в такой системе понятий: «Если тебе не хватает денег, экономь». Это же логично, да? А есть другая система: «Если не хватает денег, потрать все, что есть, и заработай еще». Но скажи это человеку из первой системы координат! Он просто не мыслит такими категориями. Я даже боюсь сказать где-нибудь в Израиле, что, если тебя в армии бьют, в этом, может быть, есть своя логика и свой смысл. На это мои израильские друзья с раздражением ответят: «Да ты просто „совок“! То, что ты говоришь, — дикость! Человека не должны бить нигде — ни в армии, ни на улице. То, что ты высказываешь такие суждения, говорит лишь о твоей убогости и ограниченности!» И я не рискну с ними спорить. Когда я говорю это брату или дочке, они понимают, что я имею в виду. Когда я говорю это взрослым, толерантным и таким, казалось бы, зрелым людям, уважающим свои права и достоинство, это звучит для них как дикое варварство. Им не объяснить то, о чем я говорю, как не объяснить людям, которые предпочитают экономить, тот факт, что нужно зарабатывать. Очень часто категориальный аппарат, которым люди живут и который крайне полезен в определенной модели, является весьма ограничивающим рост в другой модели, словно панцирь черепахи. Они говорят: «Достоинство человека превыше всего». Они не способны без большой внутренней работы понять, что потеря достоинства здесь может быть, а может и не быть. Возможно, когда тебя бьют в армии, это вообще не про достоинство. Смирение находится в плоскости, где нет темы достоинства в принципе, где нет темы оскорбления. Невозможно оскорбить человека, находящегося в контакте с таким понятием, как смирение. Я даже боюсь говорить такие вещи в интервью, потому что звучат они очень опасно без объяснения. Девять из десяти людей в этом месте скажут: «Ага, естественно и очевидно». А вторые девять из десяти скажут: «Что за дурь?!» Причем я бы не хотел оказаться ни с первыми, ни со вторыми в ситуации действительно напряженной. Потому что когда я говорю о смирении, я не говорю о всепрощении, вседозволенности. Я не говорю подставить вторую щеку.

Полтора года назад мой старший сын попал в определенную ситуацию, которая вызывает у меня большое уважение. Давиду тогда было 13 лет. Старшеклассники в количестве шести человек поджидали его после школы. И он, конечно, не мог дать отпор шестерым. Но он совершенно спокойно дрался и бился с теми, до кого мог достать. Домой он пришел без малейшего монолога про несправедливость мира. Вместе с Роном, средним сыном, они обсуждали, что ему удалось, а что нет. Рон всячески страдал, что его там не оказалось. Моя жена, конечно, подлетела и начала разбираться со всей этой историей. Но для Давида это не было темой конфликта со справедливостью. Когда на следующий день один из этих шестерых мальчиков сказал ему, что снял драку на видео и выложил в интернет, Давид без всяких моральных страданий ответил: «Ой, как хорошо. Скинь мне ссылку, а то полицейские спрашивали, кто был, а я не всех помню». Эта ситуация вообще не ударила по достоинству моего сына.

— Хорошо, когда у сына есть отец, который даст правильное представление и о взрослении, и об испытаниях. А если у мальчика отца не было вовсе или был, но окончательно подавленный женой алкоголик? Есть у такого ребенка шансы когда-нибудь в этой жизни вырасти, повзрослеть?

— Во-первых, есть такая тема, как сценарий, а есть такая, как антисценарий. Обычно многие мальчики из семей отцов-алкоголиков вырастают в этаких супермачо, «сверхдостигаторов», сверхлюдей. Да-да, поспрашивайте у лидеров. У них через одного вот такие достижения «назло отцу». И если еще и мать «хорошая», очень любящая ребенка, между отцом и сыном выбравшая сына, что довело отца до алкоголизма, а мальчик получил ложное убеждение, будто он выиграл конкуренцию у отца, то вот в таких семьях, вы будете смеяться, вырастают самые эффективные мужчины. Но все не так просто. Радоваться тут нечему. «Эффективный мужчина» потом еще заплатит за это свою цену.

Но ведь есть еще третья история — про тех мужчин, которым удалось стать за грань родительского сценария. Они вышли из сценария и стали проживать свою жизнь. На самом деле идея о заданности нашей жизни сильно преувеличена. Половина говорит, что все предопределено уже с самого рождения, другая половина — что все задано родителями, которые нас воспитывали, районом, в котором мы родились, школой, в которой мы учились… Во всем этом есть доля истины. Но я бы ее не преувеличивал. Все зависит от того, что ты хочешь и с какой силой ты этого хочешь. Кто ты сегодня? Что ты сделал на своем пути? Вот вопросы, которые стоит задавать себе почаще.

Текст: Палина Шумицкая

Однажды я развелся. Тот опыт был для меня очень трудным, чрезвычайно болезненным, и… пожалуй, необходимым. Именно тогда я понял, что придет время, и я обязательно научусь, как надо вести себя в браке, чтобы отношения получились счастливыми и долгосрочными.

Так получилось, что я не только продолжаю этому учиться в своей новой семье, но работаю над вопросами семейного счастья с моими клиентами на группах и индивидуальных сессиях.

Масштабируйте ситуацию

Каждый раз, когда в семейной жизни случается какая-то спорная или конфликтная ситуация, важно опустить нюансы, сделав эту ситуацию более глобальной. Мне в этом случае помогает задать себе вопрос: «Это ведет меня к большему или меньшему счастью? Это то, о чем я мечтал?» Отвечая на этот вопрос для себя, я уже знаю, как мне действовать дальше — расслабиться и отпустить ситуацию или отстаивать свою позицию.

Конфликтуйте!

Находясь в конфликте, важно осознавать, что происходит прямо сейчас. Я именно так себя и спрашиваю: «Что мы сейчас делим — власть, победу, контроль, справедливость, что-то еще?» А еще, находясь в конфликте, очень важно уметь ругаться. По природе мне свойственно уходить от конфликта, «заметать под ковер» свое недовольство и претензии в надежде, что «и это пройдет». «Давай я помою посуду. Скажи, что надо сделать, и я сделаю», — вот так я вел себя в конфликтах раньше, и это не приводило ни к чему. Точнее, приводило — к потере себя в отношениях.

Сейчас мне очевидно: умение конфликтовать — одно из узких и принципиальных мест в здоровой семье. Я говорю это, не только исходя из собственного опыта, но и видя запросы моих клиентов.

Мы с моей нынешней женой конфликтовать не умели. И я не стыжусь того, что за 15 лет брака мы неоднократно обращались к семейным терапевтам. Я даже горжусь этими обращениями — они помогали мне строить все то, чем я дорожу; именно семейные терапевты научили меня находить баланс в конфликте между отстаиванием своих границ и поддержкой. И если раньше наши диалоги в конфликте звучали как «Я ничего не хочу слышать!» и «Я тоже!», то сейчас они изменились в сторону «Я постараюсь тебя услышать» и «Я действительно хочу узнать, что ты чувствуешь».