Василий Чибисов - Либидо с кукушкой. Психоанализ для избранных

Лакатош ухватил главную суть науки. Это шаткий баланс между двумя противоположными стремлениями любой научной группы. С одной стороны, все хотят встроиться в мировой научный дискурс, оставить там след и получить признание. С другой, каждый норовит создать свою закрытую научную секту, претендующую на теорию всего и управление вселенной (пока санитары не смотрят). Наиболее живучие и перспективные научные теории рождаются на стыке двух крайностей, в тесном тамбуре между зловещими сектантскими катакомбами с языческими идолами-фаллосами и скучным залом научной славы с безликими бронзовыми бюстиками.

Науку двигают малые группы обычных ученых, занимаясь обыденными проблемами математического аппарата, экспериментального планирования, моделирования… И эти группы, работая над общей проблемой, опираясь на общий научный фундамент, оперируя общими понятиям, находятся в жесткой конкуренции друг с другом. Чем ближе тематика двух групп, тем выше вероятность развития взаимной ненависти на этой почве. Поводом для вражды может стать одно слово в формулировке теоремы. Концепция Фройда о нарциссизме малых групп работает.

Как же наука существует? Почему до сих пор не грянула священная война ученых? Потому что наука – это не абстрактное однородное Знание о природе. Наука – это дискурс, то есть сообщество людей, которые общаются друг с другом по определенным правилам. В дискурсе важен сам факт, сам процесс общения участников. Открытия, статьи и премии – побочный продукт. Многие великолепные идеи спонтанно (свободная речь!) рождаются в ходе яростных перепалок.

Научное сообщество разделено на клубы по интересам. Каждый занимается своим делом. Дело может быть мелкое – вывести породу домашних лисиц. Или глобальное – поймать бозон Хиггса. Из мелких результатов часто вырастает великий прорыв. Из глобальных открытий редко делают своевременные выводы.

В науке все говорят на одном языке, но с разным акцентом и на разные темы. Научный язык постоянно обогащается новыми словами и грамматическими правилами. Иногда чье-то открытие позволяет заменить громоздкие предложения одним емким словом. Это не просто открытие, а создание концепции. Если концепция позволяет существенно сократить объем рассуждений, понизить их сложность (сохраняя содержательность), то это будет прорыв. В научном языке появится новый диалект, на котором приятнее и легче обсуждать определенные темы.

Например, была теория эпициклов, с помощью которой средневековые ученые предсказывали движение небесных тел. Прогнозы их были неплохими, но требовали сложных и громоздких вычислений. Пришел Кеплер и открыл универсальный закон движения планет (даже три закона). Вычисления усохли: фолианты превратились в несколько страниц.

Ньютон и Лейбниц ввели понятие материальной точки, которым до сих пор все пользуются. Уже давно устарела Ньютоновская механика, на смену ей пришла Лагранжева, потом Гамильтонова, потом на Гамильтонову нацепили аппарат теории групп (вообще шикарно получилось), потом Теория Относительности подъехала… А материальные точки были и будут. Точно так же бесконечно малые величины, дифференциальное счисление – тоже Ньютон с Лейбницом постарались – используются в науках на каждом шагу. Потому что удобно. Все ученые стоят на плечах какого-нибудь титана [34]и пользуются его научным лексиконом.

Наиболее удобные и перспективные аксиомы, определения и концепции объединяются между собой, создавая ядрановых научных отраслей и школ. Лакатош использовал термин «научно-исследовательская программа». Наших современников может смутить слово «программа», поэтому будем говорить о науках или научных традициях.

Первая задача сторонников научной традиции – защищать ядро от внешней критики. Защита не предполагает споров или дебатов. Это самое настоящее табу на малейшее сомнение в верности аксиом, на рассуждения от противного. Нельзя просто взять и сказать: «Давайте предположим, что фотонов не существует или что можно превысить скорость света в вакууме». Нет. Не давайте. Идите и предполагайте в другом месте. У ученых тоже есть свои символы веры. И можно запросто оскорбить чьи-нибудь чувства, наезжая на теорию эволюции или генную инженерию. Никогда не обижайте ученых, не возводите хулу на прогресс.

Если просто молиться на красивые аксиомы, ничего толкового не изобретешь. Поэтому вторая задача – на основе базовых идей строить наглядные модели, создавать полезные приборы, ставить красивые эксперименты. И, конечно же, делать точные прогнозы.

На основе моделей и экспериментальных данных создаются новые модели и экспериментальные методики. Логика и научный интерес увлекает все дальше от ядра, все дальше от исходных предположений. Постепенно ваша наука теряет эффективность. Поэтому лишний раз лезть на чужую территорию не стоит. Если все-таки приспичило, будьте готовы: теория в ее первоначальном виде может не сработать. Придется вводить дополнительные допущения, предположения, приближения – использовать так называемые « положительные эвристики».Почему положительные? Потому что с их помощью можно положить на противоречия между теорией и фактами (в угоду теории).

В конце концов под слоями модификаций исходная идея становится не видна. Что делать? Либо разворачиваться назад и мотыжить свой участок, либо создавать новую науку в новой предметной области. Вариант залезть в ядро и там что-то поменять не работает. Табу. Слишком много придется пересматривать. Легче творить с чистого листа.

В современном мире мы наблюдаем ускоряющееся деление научных ядер. Новые теории и концепции плодятся со страшной скоростью, особенно в гуманитарных науках. Почему нет? Капиталистическое общество устроено так, что образ жизни ученых (и общества в целом) обеспечивает бесконечный дискурс. Чем бодрее возникают области научных интересов, обеспеченные прогнозами и прикладными успехами, тем больше выигрывает наука в целом. Наблюдается то же, что и с новыми рынками, фирмами, экономическими стратегиями, производными активами. И кризисы бывают, без них никак.

Нет никаких внешних принципиальных ограничений на возникновение новых исследовательских программ, концепций, квазинаучных школ. Разве что реакционные элементы норовят пролоббировать очередной закон против генной инженерии. Мы полагаем, что в двадцать первом веке подобные антинаучные выступления должны караться по всей строгости закона вплоть до…

Очень часто научные идеи терпят крах. Не прошли экспериментальной проверки из-за старого оборудования, не получили признания из-за старого массового мышления. Как промышленник, рискнувший в условиях кризиса на внедрение новой линейки продуктов. Но коммерческая компания может объявить себя банкротом или спрятаться в офшор. Наука тоже может, но ей это не нужно. Полное банкротство всего лишь выталкивает научную концепцию на периферию. Там идеи будут ждать своего часа.