Роман Грачев - Знаешь, доча...

Больших успехов на ринге я поначалу не добивался. Первый «официальный» бой, какое-то второстепенное соревнование между спортивными школами, я проиграл. Было обидно и больно. Проиграл и второй через пару месяцев. Слил и следующий, окончательно разуверившись в своей любви к драке… но ночь не может длиться вечно.

Мой боксерский триумф случился на важном городском турнире. Выступали сильнейшие. Все было очень серьезно — медали, титулы, присваивание разрядов. «Или сейчас, или никогда!», — решил я… и выиграл первый поединок, пробившись в полуфинал! Бородин сдержанно похвалил, стал ко мне присматриваться, хотя раньше, кажется, считал меня непригодным для этого мужского занятия.

В полуфинале я отмутузил одного долговязого парня с длинными руками, которыми он размахивал как лопастями мельницы. Бой остановили во втором раунде — у моего соперника пошла носом кровь. Зафиксировали победу за явным преимуществом. Черт возьми, а ведь я хорош!

В финале против меня вышел маленький чернявый хоббит. Я никак не мог его достать — мои кулаки молотили воздух. «По печени его, по печени!», — науськивал меня брат, выполнявший роль секунданта. «Знать бы еще, где у него печень», — сокрушался я.

Два раунда продержался. От третьего не ждал ничего хорошего. Мне было уже все равно. Вышел я на противника после гонга с опущенными руками и выражением полного пофигизма на побитом лице. Но успел напоследок бросить взгляд на тренера, стоявшего за канатами. Его короткий и красноречивый жест я помню до сих пор.

Бородин посмотрел на меня со спокойной улыбкой, сжал руку в кулак и приставил ее к своей челюсти. «Тебе нечего терять, бейся в свое удовольствие», — как бы говорил он.

В третьем раунде мой хоббит летал по рингу как бабочка, удиравшая от сачка. Я шел напролом. Мне действительно было все равно, выиграю я этот бой или нет, я получал удовольствие от драки. Это были самые долгие и самые счастливые три минуты в моей боксерской карьере.

Но я все же проиграл. Чуть-чуть не хватило очков для победы. В результате — честно заслуженная серебряная медаль, грамота и юношеский разряд по боксу. «Молодец, — сказал мне после соревнований Бородин, — смог собраться».

Это была весна 1985 года. Летом мы занимались общей физподготовкой — кроссы на пять и десять километров, самостоятельная работа и тому подобное — а осенью я стал через раз пропускать занятия. Нет, я не был занят, я тупо прогуливал. Закидывал на плечо спортивную сумку и шел гулять по Торговому центру, крупнейшему тогда в городе магазину, внешне похожему на цирк с гигантским куполом — шумному и веселому караван-сараю. Иногда доезжал до железнодорожного вокзала, бродил по просторному залу, выходил на перрон, встречал-провожал поезда.

Прогулы вскрылись после того, как меня задержали на вокзале сотрудники детской комнаты милиции. Сообщили куда следует, что ребенок в разгар дня болтается без дела как беспризорник. Одновременно и Бородин поставил вопрос ребром: или занимаешься, или гуляй, Вася.

Я принял решение стать «Васей»…

Что я вынес из занятий боксом, совершенно не свойственным мне видом спорта, и почему я так подробно тебе, девчонке, об этом рассказываю?

Дело в том, что я с тех пор не могу ударить человека — любого, даже последнюю сволочь, которая заслуживает заезда не только кулаком, но и ногой с разворота. У меня перед глазами стоит тот парень, которому я расквасил нос в полуфинале. Он безуспешно пытался стереть кровь, пока не догадался снять перчатки. Смотрел на меня пристыжено, растерянно, словно не понимая, как это произошло. Мне было его жалко.

И еще я помню один урок, который Бородин преподал уже за пределами ринга.

Однажды двое из нашей секции «залетели» — устроили где-то некрасивую драку, кого-то избили. Тренер построил всю группу и сказал небольшую речь: «Ребята, я учу вас профессионально драться, но именно поэтому вы не имеете права распускать руки на улице или в школе. Единственное исключение — когда нужно защитить девочку или кого-то слабого. Во всех остальных случаях засуньте свои кулаки в карманы».

Вот такой итог.

P.S. Когда я видел твой первый «статусный» бой по тхэквондо, у меня сердце кровью обливалось: мутузят мою девочку! На твоем лице было то же самое выражение, что и у моего побитого соперника, — растерянность и непонимание. Клянусь, в эти минуты мне хотелось наплевать на «заветы Бородина» и выпрыгнуть на татами.

К счастью, со следующих соревнований ты привезла золотую медаль, и мое отцовское сердце успокоилось. Но все-таки, может, стоит подумать о кружке художественного свиста?

Возвращаюсь к своему «грехопадению».

Усталость от бокса была не единственной причиной. Дело в том, что именно в самый разгар занятий родители решились на крупную кредитную покупку — музыкального центра «Вега». Сейчас я постараюсь тебе объяснить, что это за зверь.

Это такой большой деревянный ящик, отделанный пластиком, у которого в одном корпусе были заключены вертушка для пластинок, кассетный магнитофон и радиоприемник. В комплекте с центром шли две большие колонки, которые мы поставили на шкаф в гостиной. Звук просто сдувал с кресел.

Весила штуковина килограммов двадцать, занимала целый журнальный стол и стоила примерно 750 рублей (точнее мои предки уже не вспомнят). Для сравнения: месячная зарплата моей матушки на Челябинском тракторном заводе составляла чуть более 200 рублей. Кредит предполагал, что каждый месяц у нее из зарплаты будут забирать некую сумму в счет погашения долга. За «Вегу» родители рассчитались почти за год.

Появление этого монстра в квартире, в которой из техники до тех пор жил только полуживой черно-белый телевизор «Изумруд», серьезно встряхнуло мою жизнь. Ты же помнишь — я чокнутый меломан. Начались пластинки, кассеты, запись-перезапись…

Я предвкушаю твой сарказм, дорогая. Все, что во времена моей юности занимало целый стол и чему я радовался как полоумный, у тебя сейчас умещается в кармане куртки в виде пластиковой штуки под названием «смартфон». Ты вряд ли сможешь оценить тот кайф, который ощутил я при появлении в нашем доме «Веги», но я и не настаиваю. Главное, чтобы ты поняла.

Теперь практически все мое внешкольное время, не занятое выполнением домашних заданий, было заполнено музыкой. В школе сложился небольшой кружок единомышленников-меломанов — ко мне присоединились одноклассники Вовка и Юрка. Мы обменивались редкими записями и новостями из мира музыки, фотографиями музыкантов, ходили друг к другу в гости. Нас объединял и еще один важный ритуал: после уроков мы шли домой одной и той же дорогой — через киоск звукозаписи, стоявший на углу перекрестка проспектов Победы и Свердловского, при этом Вовчик и Юрик делали серьезный крюк, потому что жили в другой стороне. Мы могли по полчаса стоять возле киоска, прильнув к стеклу, за которым на обозрение покупателей выставлялись кассеты и катушки, просили продавца поставить что-нибудь свежее. Не всегда у нас водились деньги, чтобы купить новинку — кассеты тогда стоили 10—15 рублей в зависимости от страны-производителя (выше я тебе уже приводил примеры, на что можно было потратить такие деньжищи), но добродушные продавцы никогда не отказывали мальчишкам в просьбе прокрутить какой-нибудь фрагмент. В те дни, когда мне все же удавалось уговорить родителей на какую-то сумму, я торчал у киоска дольше обычного, чтобы выбрать наверняка и не пожалеть о покупке.