Роман Грачев - Знаешь, доча...

— Кино люблю.

— Кино… что ж, отлично. — Дрягин положил справа от первой зубочистки вторую, продолжив ровную линию. — Еще что?

— Ну, читать люблю, фантастику, триллеры, драмы.

— Здорово, кладем сюда фантастику и триллеры. — Цепочка зубочисток увеличилась еще на одно звено. — Дальше.

— Люблю сидеть на берегу озера и слушать, как шумят волны… люблю пельмени, первый глоток холодного пива летом, прогулку по проспекту Ленина после девяти вечера…

Я вспоминал все, что действительно доставляло мне удовольствие до того момента, как эта девчонка запудрила мне мозги. Вспомнилось колоссальное количество интересных вещей. Линия зубочисток оказалась очень длиной, едва ли не в метр. Я смотрел на нее обалдевшими глазами.

— Видишь, — сказал Дрягин, отмерив руками длину линии, — вот это всё, что наполняет твое сердце счастьем. Точнее, почти всё, потому что таких вещей наверняка больше, ты просто не все вспомнил. Длинная, правда?

— Угу.

— А теперь убираем центральное звено.

Он аккуратно выудил из цепочки первую зубочистку, которая символизировала мою сбежавшую невесту, переломил ее пополам и сунул обломки в задний карман джинсов.

— Стало твое счастье меньше?

Я покачал головой.

— Незначительно, — согласился психолог. — Все, что ты любил, по-прежнему с тобой. Нужно всего лишь заполнить образовавшийся пробел. Кладем твои роликовые коньки с левого края в центр — опля, цепочка снова цела!

Он положил руку мне на плечо.

— Запомни то, что я сейчас сказал, и продолжай функционировать как полноценный здоровый организм. А это оставь на память».

Ты часто теперь просишь разъяснить мне поведение того или иного мальчика. Я ведь мужчина, поэтому должен знать, что имел в виду Д., когда посмотрел на тебя «как-то вот так», или что означало вот это его странное «Привет!». Я утрирую, но вопросы действительно порой ставят меня в тупик.

Однажды, когда тебе было почти пять лет, мы посмотрели в кинотеатре «Шрека навсегда». К слову, это было опрометчивое решение. В отличие от трех предыдущих частей, просмотренных нами вдоль и поперек в домашних условиях, четвертая оказалась самой мрачной. К тому же ты впервые познакомилась с форматом 3D. Ты вышла из зала озадаченная и немного подавленная, долго потирала утомленную очками переносицу, молчала, глядя на витрины с попкорном. Где-то внутри у тебя, как отрыжка после плотного обеда, назревал вопрос. Мне казалось, что я слышу его клокотание.

Наконец, ты спросила:

— Пап, а почему Шрек разорался и раздавил кулаком именинный торт?

— Нуу, — привычно начал я отлынивать от ответственности, — сложно сказать.

Я думал, это поможет избежать длинного объяснения. Но не вышло.

— Пап, ты же мужчина, ты должен знать!

И глаза у тебя были честные-честные.

Что тут ответишь? Конечно, мужчина все знает: и про Шрека, и про торт, и про жизнь вообще. Знает, но почему-то молчит, паршивец.

Я понимаю твое естественное желание научиться ловить и распознавать какие-то знаки, чтобы правильно выстраивать свою линию поведения. Действительно, почему он сказал «Привет!», а не «Салют!»? Почему он все время бросает на тебя странные взгляды, улыбается одними глазами, а потом, когда ты решаешь с ним поболтать о какой-нибудь ерунде, надувает губы и удирает к пацанам? Почему, почему, почему…

На это я могу ответить две вещи. Первая и, пожалуй, главная: мальчишки в таком возрасте — те же пугливые существа, что и вы, девчонки (некоторые остаются такими на всю жизнь, но это уже другая история). Все мы надеваем на себя маски, как того требует окружающий нас мир. В раннем детстве мы были искренними и непосредственными: хотели плакать — плакали, хотели прыгать и хохотать как сумасшедшие — прыгали и хохотали. Иногда получали по заднице или лишались мороженого, но, похныкав немного в углу и украдкой показав язык, бежали дальше радоваться жизни.

С возрастом, к сожалению, эта легкость исчезает, причем у всех с разной скоростью. Кто-то быстро понимает, что «так нельзя себя вести», и становится закрытым, нелюдимым, а кто-то отстреливается до последнего патрона. Должен признать, что такими вас, ребятишек, делаем мы, взрослые. С годами вы обрастаете кучей запретов и комплексов, принимаете отведенную вам роль и боитесь выйти «за флажки».

Почему мы это с вами делаем? Потому что это делали с нами.

Итак, взрослея, мы надеваем маски. В школе, находясь в компании одноклассников, мы не всегда такие, какие на самом деле. В этом я убедился на собственном опыте. У нас в классе был мальчишка, которого все немного сторонились. Дело в том, что в раннем детстве он получил травму челюсти — она осталась немного вдавленной. Повреждения мешали ему нормально говорить. Кроме того, паренек был и в целом физически слабенький, от физкультуры получил освобождение, сидел на скамейке. Но все это не помешало мне с ним подружиться. Мы целыми днями торчали у него дома, дурачились, смотрели мультики, конструировали. Я и не думал раньше, глядя на него в классе, что с ним может быть так прикольно.

К чему я веду? К тому, что «прочитывать» намерения, настроение и желания мальчика по его жестам, выражению лица и брошенным словам так же непросто, как переводить с вьетнамского на эфиопский. Иногда мальчишки просто стесняются, скрывая за своим дурачеством элементарную робость. Хочешь понять, нравишься ты ему или нет? Я не могу подсказать тебе универсальный способ — каждого конкретного парня нужно рассматривать индивидуально. Дело в том, что большинство мальчиков (впоследствии — мужчин) с детства поражены одной гендерной болезнью: им запрещали плакать и проявлять свои искренние чувства. «Мы — Мужчины, будущие Защитники Отечества и Убийцы Мамонтов, а не какие-нибудь там эти, понимаешь..!». У многих с годами эти запреты вырабатывают черствость, закрытость, а то и чудаковатость.

Но одно могу сказать точно: если мальчишка дергает за косички, показывает язык, стреляет глазками, то это означает, что он, как минимум, к тебе неравнодушен. А уж дальше смотри по ситуации.

И еще одна важная вещь: иногда можно просто плюнуть на все эти «знаки», потому что «иногда банан — это просто банан». Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.

О, кстати! Стоит наивному подростку заикнуться своим взрослым о чем-то сокровенном, тут же прилетит в ответ: «Тебе об учебе надо думать!». Неважно, что у тебя на сердце и о чем ты переживаешь — о равнодушии какого-то мальчика, о ссоре с подружкой, о том, что у тебя не такая крутая сумка, как у соседки по парте, о сложностях в прохождении очередного уровня компьютерной игры (да мало ли что у тебя не получается!). Самые распространенные варианты ответов: