Роман Грачев - Знаешь, доча...

Словом, сотни и сотни фильмов за десять лет просмотрели мы с тобой — и комедии, и драмы, и триллеры, и боевики, и фильмы-катастрофы. И останавливаться не будем, правда? Для тебя это в какой-то степени воспитательно-образовательный процесс: хорошее кино учит думать, рассуждать, чувствовать, различать добро и зло, черное и белое, подлость и благородство. Это огромный и богатый красками мир. Круче могут быть только книги.

Ты спросишь: зачем я тебе все это сейчас пишу? Ты ведь и сама все знаешь.

А это не тебе, дорогуша. Это тем нашим доброжелателям, которые считают, что мы с тобой дурака валяем.

Двигаемся дальше, к следующему пункту моей сумбурной биографии.

Не знаю, что тебе рассказать о службе в армии. Во-первых, ты девчонка. Во-вторых, даже если я буду подробно разъяснять каждый непонятный пункт, ты вряд ли сможешь все это прочувствовать.

Ладно, попробую остановиться на основных моментах.

Что армии мне не избежать, я понял почти сразу после окончания школы. Я мог бы откосить, если бы поступил в институт, где есть военная кафедра. На время учебы студентам предоставляют отсрочку, а потом они и вовсе освобождаются от службы. Но ведь это ж надо было поступать, а мне, лоботрясу, проходить через новые экзамены по тяжелым предметам ой как не хотелось. Школа окончательно разъела мой творчески мозг, а убогий аттестат не позволял поступить «автоматом». Единственное место, куда я теоретически мог бы пролезть, это институт культуры: надо было всего-то выполнить творческое задание, пройти собеседование и написать сочинение. Будущая профессия — массовик-затейник! Но у этого заведения не было военной кафедры, то есть после окончания института я все равно пошел бы в армию, хоть и на один год вместо двух, зато уже в 22-летнем возрасте. «Лучше сейчас, со своими ровесниками», — подумал я и не стал никуда поступать.

Армия стала для меня очень серьезным испытанием, с которым не сравнится ни смена школы, ни переезд в другой город. Шутка ли — на целых два года покинуть родной дом! Жизнь сделала резкий и крутой поворот, «интеллигент в первом поколении» нацепил военную форму, кирзовые сапоги поверх портянок и пошел защищать Родину.

Его бы кто защитил…

За первые полгода службы я узнал много нового, в том числе и о себе. Например, что я могу все время хотеть жрать и умею спать стоя. Что самое лучшее время дня — это ночь. Что если намотать на кулак вафельное полотенце, то на груди не будет синяков от ударов. Что я могу одеваться за тридцать секунд. Что ничего, кроме гитары, я в руках отродясь не держал… В общем, список будет длинным.

Но я также и многому научился. Например, ловко орудовать иголкой и ниткой (отсутствие нормальных условия для стирки формы заставляло ежедневно пришивать к внутренней стороне воротника полоску белой ткани). Еще мыть полы, копать промерзшую землю, ремонтировать обувь, класть кирпич, замешивать раствор, чистить картошку в промышленных количествах, целую неделю ходить в одних и тех же трусах и с грязной головой (банный день — четверг). В армии ты предоставлен самому себе, захочешь нормально жить — всему научишься.

Знаешь, у нас в стране всегда было принято считать, что армия — это настоящая школа жизни, суровое, но полезное испытание для мужчин, которое должен пройти каждый. Любой мальчик, начиная с детского сада, привыкал к мысли, что он — будущий защитник Родины. Это уж потом его учили (или, скорее, НЕ учили) быть хорошим папой и мужем, строителем дома, охранителем семьи, а сначала ему, сопливому юнцу, на 23 февраля дарили пластмассовый автомат, на голову цепляли пилотку и заставляли ходить строем.

В действительности все оказалось немного не так. За два года ты можешь и вовсе не научиться воевать, но в любом случае тебе почти ежедневно придется самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность. Ты практически один на один с Жизнью и всеми ее составляющими — смелостью и трусостью, подлостью и предательством, малодушием и порядочностью. И уже не спросишь совета у родителей, не спрячешься за спины одноклассников.

Сейчас любопытно рассматривать армейские фотографии, отмечая на них свою эволюцию от бритого 18-летнего пацана с впалыми щеками до толстомордого сержанта, готовящегося к возвращению домой. За два года я хлебнул всякого — от позора до триумфа. Порой не хотелось просыпаться по утрам. Случались эпизоды, за которые мне было стыдно, иногда, наоборот, удавалось проявить себя с хорошей стороны. В итоге все закончилось более-менее достойно: и стрелять из автомата я научился на «отлично», и бегать, и прыгать, и ползать так, как того требовала Родина.

Возможно, мне повезло. Времена в стране были дикие и полуголодные, дома мои близкие едва сводили концы с концами, продуктов не хватало, деньги уже ничего не стоили, а у меня тут и трехразовое питание, и отличные теплые казармы, и нормальные командиры. К тому же я и в армии не перестал заниматься любимым делом: играл в духовом оркестре, выступал с гитарой на праздничных мероприятиях и даже немного посидел на ударных в офицерском вокально-инструментальном ансамбле. Писал какие-то статьи в газеты, работал в местном клубе (наша военная часть находилась рядом с обычным гражданским городком, где были жилые дома, магазины, школа, детский сад, девчонки, все такое). Кстати, именно там я реализовал свою детскую мечту — поработал киномехаником. Проекторы в клубе стояли древние, старые фильмы привозили из другого города, пленка постоянно рвалась, но мы не жаловались, потому что это было прикольно. Однажды мы с моим лучшим другом Сашкой Оганяном (он из Ставрополя) крутили для местных жителей французскую комедию «Беглецы». В фильме два мужика-остолопа пытались заботиться о маленькой девочке и одновременно удирать от полиции. Четырехлетняя крошка была такой милой, что на одной из самых трогательных сцен Сашка, глядя через окошко в зал, произнес:

— Вернусь домой — женюсь. И у меня родится дочка.

— У меня тоже, — сказал я.

Мы оба выполнили свое обещание.

Словом, я ни секунды не жалел, что служил. В первое время после возвращения домой меня вообще не покидало чувство, что я уже ничего в этой жизни не боюсь, что любые горы по плечу, любые проблемы решаемы, самые высокие цели достижимы. Жаль только, что с годами эйфория проходит. Слишком многого приходится бояться, и чем ты старше, тем поводов для страхов становится больше.

Как и в случае с занятиями боксом, в армии мне преподали еще один важный урок. Точнее, прочли чертовски полезную лекцию, которая до сих пор не выходит из головы. Мне вообще везло в свое время на «учителей»…

Наш молодой командир роты (старше всего на пять лет) очень любил порядок. Он всеми силами старался искоренить дедовщину *. Точнее, командир понимал, что искоренить ее не сможет, но старался хотя бы свести к минимуму.