Гарри Салливан - Интеперсональный психоанализ

Каждый раз, когда в ситуации оказываются задействованными диссоциированные системы мотивов, неизменно наступает временное выключение сознания. Этот феномен может принимать форму весьма незначительного и практически повсеместно распространенного нарушения сознания, к которому я применяю термин селективное невнимание и при котором человек не воспринимает почти бесконечный ряд более или менее значимых присутствующих в его жизни элементов. Но даже селективное невнимание может оказаться весьма впечатляющим, когда человек понимает, что едва ли он смог бы поступать так своевременно и уместно, если бы не его неусыпная бдительность, позволяющая ему не замечать те события, которые по каким-то не вполне понятным причинам он замечать не должен. Селективное невнимание в большей степени, чем какое-либо другое из неадекватных и необоснованных проявлений, обусловливает нашу неспособность извлекать пользу из опыта, связанного со сферами, заключающими для нас определенные проблемы. У нас нет опыта, способного стать для нас источником чего-либо полезного, т. е. хотя мы испытываем те или иные переживания, мы не осознаем их значения; по сути, многое из происходящего мы вообще не замечаем. Вот какова, по моему мнению, главная проблема психотерапии - поразительная легкость, с которой люди игнорируют самый простой и лежащий на поверхности подтекст собственных поступков или реакций на действия других, точнее - на то, что они склонны рассматривать как действия других. Но последствия могут оказаться куда трагичнее, если они вообще не заметят, что произошли определенные события; эти события просто не сохраняются в памяти, несмотря на то что в связи с ними человеку пришлось испытать крайне дискомфортные переживания.

Я сделаю небольшое отступление и проиллюстрирую эффект селективного невнимания на примере одного из самых ужасных поступков в моей жизни. Когда мне что-нибудь нужно купить, я нередко захожу в одну аптеку. Так вот, в годы войны среди продавцов, работавших за стойкой с газированной водой, был один человек, чьи показатели по интеллектуальным тестам, в чем я абсолютно убежден, соответствовали бы тяжелой форме идиотии. Но помимо недостаточно развитого интеллекта он демонстрировал - и в этом я прекрасно понимаю его, как и любого человека, работающего в контакте с людьми - редкую по своей интенсивности враждебность по отношению к покупателям, а потому, о чем бы вы его ни попросили, он покорно уходил и возвращался, принося вам что-нибудь совершенно другое. Неоднократно испытав это на себе, однажды, когда все повторилось вновь, я разозлился и сказал: «Гм, что это?» Он ответил: «Вода. Разве вы не просили воды?» Я не выдержал: «Принесите мне то, что я просил!» После чего бедняга, будучи совершенно ошарашенным, удалился на подкашивающихся ногах и принес мне то, что я просил. Но самое интересное, что когда я обратился к нему в следующий раз, он улыбнулся мне и немедленно дал мне то, что я хотел. Я почувствовал себя неловко, так как его невнимание оказалось не настолько полным, как я подумал. Он извлек для себя пользу из неприятного опыта, и, ей-богу, такое достижение сделало бы честь некоторым из нас. Если бы он поступил так, как я ожидал, то перед нами был бы классический пример селективного невнимания; он так никогда бы и не заметил, что практически все время приносит людям не то, что они хотят. И поэтому любая ситуация, подобная спровоцированной мною, представляется ему чем-то новым, необъяснимым, можно даже сказать - демонизмом с моей стороны. Но интереснее всего то, что, по-видимому, этого не произошло. Эту историю я рассказал для того, чтобы на обратном примере показать вам, как легко мы порой игнорируем большую часть опыта, в то время как результаты анализа любого эпизода поставили бы нас перед необходимостью серьезных изменений.

Среди других признаков диссоциации наряду с селективным невниманием и диссоциирующими процессами, такими как навязчивое замещение, можно назвать также сравнительно необычные маргинальные наблюдения, происходящие на сознательном уровне в ходе нестандартных интерперсональных ситуаций; причем эти наблюдения носят отпечаток сверхъестественности. Сверхъественность, о которой в данном случае идет речь, я называю отвлечением. Отвлечение - это сопровождающееся охлаждением отвержение чего-либо, по характеру в корне отличное от чувства отвращения, которое я испытываю к яичному желтку - отвращения, основывающегося лишь на осознании того, что, рискни я попробовать его еще раз, я испытаю все те же негативные ощущения, что и прежде. Отвлечение - это нечто иное: вы просто чувствуете легкое недомогание в области живота и т. д. и не склонны размышлять о том, что произойдет, если вы будете продолжать в том же духе. В обыденной жизни признаки диссоциации могут также проявляться ночью в форме определенных нарушений, в результате которых человек просыпается, не испытывая ничего, кроме сверхъестественной эмоции - ощущения, что он видел ужасный сон, но его содержание полностью стерлось из памяти в момент пробуждения. Иногда человек вспоминает некоторые фрагменты снов, заставивших его пережить страх, ужас и т. д. При обычном пересказе они практически не поддаются интерпретации. Только когда процесс психотерапии достигает определенного этапа, человек, как правило, приходит в состояние такого напряжения, когда в сновидениях отчетливо проявляются диссоциированные процессы.

Наравне с этими компонентами сознания в ситуации диссоциации ведущих мотивов присутствуют также отдельные поведенческие проявления, которые мы с вами называем автоматизмами. И несмотря на то, что я упомянул о них в связи с диссоциацией ведущих мотивов, я все же предполагаю, что все вышесказанное относится к любому проявлению диссоциации, хотя если задействованные в этом процессе мотивы не носят основополагающего характера, то наблюдать их становится значительно сложнее. В определенных обстоятельствах автоматизмы могут проявляться в очень существенных действиях, хотя обычно они представляют собой весьма незначительные движения; а иногда принимают такие исключительные формы, как тики, конвульсивные сокращения определенных групп мышц и т. д., лишенные какой бы то ни было смысловой нагрузки. Наглядный пример автоматизмов нередко можно наблюдать в таких густонаселенных районах, как Манхэттен. Мужчины, которым доводилось там бывать, возможно, замечали, что, когда вы идете по улице, некоторые из идущих вам навстречу мужчин, бросают взгляды на ширинку ваших брюк, а потом поспешно отворачиваются. После этого многие из них смотрят вам в глаза - по-видимому, для того чтобы проверить, заметили ли вы их направление их взгляда. Но интересно, что одни из них, встречаясь с вами глазами, делают вид, что ничего не произошло, а другие краснеют и приходят в явное замешательство. В последнем случае действие не было автоматизмом; если человек, которого застали в момент осуществления какого-то действия, испытывает смущение, это значит, что данный поступок он совершил вполне осмысленно. А когда действие является автоматизмом - проявлением диссоциированного побуждения, внимание к нему окружающих не имеет никакого значения. Даже если обратить внимание самого человека на совершаемые им поступки, то под влиянием внутренних тенденций он неизменно будет отрицать произошедшее. Если вы, вооружившись фотографией, попытаетесь наглядно подтвердить, что факт действительно имел место, человек придет в полное недоумение относительно возможных причин своего поведения, будучи совершенно не в силах понять, что бы это могло значить. Таким образом, основные системы диссоциации - и, как мне кажется, все диссоциированные переживания - находят отражение в определенных нарушениях поведения или в простых поведенческих актах, единственная характерная особенность которых состоит в том, что совершающий их человек либо вообще о них не подозревает, либо осуществляет их совершенно неосмысленно.