Клод М Стил - Как стереотипы заставляют мозг тупеть

Например, в начале 1970-х годов социолог Марк Грановеттер спросил несколько сотен специалистов в Ньютоне, штат Массачусетс, на предмет того, как они получили свою работу. Пятьдесят шесть процентов указали на друга. Только девятнадцать процентов откликнулись на объявление о вакансии, и только двадцать процентов опрошенных получили работу, напрямую подав заявление. Социолог Нэнси Дитомасо недавно расширила это направление расследования. Она опросила 246 человек от двадцати пяти до пятидесяти пяти лет в Нью-Джерси, Огайо и Теннесси, выяснив, сказал ли им о работе некто, кого они знали, замолвил ли кто-то за них словечко и знали ли они человека, который нанимал их. В среднем она обнаружила, что от 60 до 90 % ее респондентов получили выгоду от той или иной формы «социального капитала», а 98 % ее респондентов воспользовались по крайней мере одним из этих преимуществ на одном из своих рабочих мест. Но респонденты Дитомасо не были осведомлены о своих преимуществах: «Многие из опрошенных сказали, что им никто не помог. Например, мужчина рабочего класса из Нью-Джерси, который вступил в профсоюз через отца, а затем устроился на более стабильную работу благодаря помощи друга, сказал: «Заслужил ли я это? Да, я работал над тем, что получил. Определенно. Никто мне ничего не давал. Ничего». Объясняя нашу удачу, мы можем вспомнить наш тяжкий труд и можем проявить небольшую забывчивость, не думая о преимуществах наших сетей социального капитала.

И, конечно, не все сети созданы равными. Никого не удивит, что люди в богатых местах и сетях получают более легкий доступ к лучшему образованию, работе, здравоохранению, которого нет у людей в менее богатых местах и сетях. Подумайте о человеке, которого я упоминал ранее, который родился в малообеспеченной семье в восточном Кентукки при сравнении с человеком, родившимся в семье с высоким доходом в богатом пригороде Чикаго. Подумайте об Анатоле Бройярде, когда он был чернокожим, а потом белым. Единственное, чем отличаются местоположения этих людей, – это сети, которые там предлагают, сети, которые различаются по возможностям, доступу к навыкам и знаниям, имеющие решающее значение для успеха в обществе, доступу к людям в нужных местах. Это объясняет, каким образом, казалось бы, обычные ассоциативные предпочтения могут иметь большие последствия. Они влияют на то, кто получает доступ к преимуществам сетей, а кто – нет.

Таковы рассуждения Гленна Лури. Они привели его к удивительному утверждению: повседневные ассоциативные предпочтения, которые способствуют расово организованным сетям и локациям в американской жизни – то есть расово организованные жилые комплексы, школьное образование, дружба и другие факторы – теперь могут быть более важными причинами расового неравенства, чем прямая дискриминация чернокожих. Он не заявляет о прекращении расовой дискриминации. Он просто подчеркивает важность предпочтений, которые отделяют чернокожих от сетей и мест, где они могли бы улучшить свои результаты.

Он приводит примеры таких предпочтений.

Среди людей в браке в возрасте 25–34 лет в 1990, около 70 % азиатских женщин, 39 % испаноязычных женщин, но только 2 % чернокожих женщин имели белых английских мужей. […] Расово смешанные церковные собрания достаточно редки, чтобы попасть на первую полосу газет. Черные подростки, живущие в гетто, так культурно изолированы, что ученые находят конвергенцию в их речевых особенностях на больших географических расстояниях, что возникший диалект все больше отличается от речи бедных белых, живущих в нескольких милях отсюда. Бездетные белые пары едут в Колумбию и Китай в поисках младенцев для усыновления, в то время как сироты из гетто остаются без родителей.

В качестве дальнейшего примера я не могу не вспомнить результаты опроса, которые я описал во второй главе. Согласно этому опросу черный студент в кампусе Мичиганского университета в начале 1990-х годов имел соотношение белых друзей к черным как 2/3 к 6 – в то время как число черных друзей у белых студентов было еще меньше. Ассоциации в Соединенных Штатах явно имеют расовую структуру.

Вспомните исследования о минимальной группе, описанные в четвертой главе, когда все группы выразили внутригрупповые ассоциативные предпочтения: как менее сильные и без права голоса, так и более сильные и предоставляющие право голоса. Таким образом, при попадании в более выгодные сети общения, которые потребуют отношений с людьми из группы (в этом случае менее успешным членам, возможно, придется развивать отношения с более успешными людьми, не состоящими в их группе) такие групповые предпочтения могут мешать. Тем не менее предпочтения людей, уже находящихся в привилегированных сетях, будут играть большую роль в определении, кто в них попадет.

Пока мы с Филом разбирались в этом материале, наши подозрения, что групповые предрассудки не были единственной причиной групповых ассоциативных предпочтений, окрепли. Мы задавались вопросом, не играет ли угроза идентичности большую роль в отдалении американцев друг от друга – например, как было в первом классе «Саутвест Эйрлайнз».

Тем не менее мы также знали, что межрасовые взаимодействия часто были довольно комфортными. Глядя в окно моего кабинета, мы видели сменявшиеся группки студентов, они часто были межрасовыми, и их взаимодействие проходило легко. Возможно, имела значение тема разговора. Можно обсудить много вещей, чтобы позволить белым чувствовать небольшой риск подтверждения расового стереотипа – судьбу школьной баскетбольной команды, например. Прочие темы не будут гарантировать такую безопасность, как например, роль полиции, останавливающей черных студентов в городе, или неудачи студента в обучении ученика из младшего школьного меньшинства. И здесь может возникнуть угроза идентичности, добавляя реальную напряженность к взаимодействию.

Но как проверить все это, как проверить роль угрозы идентичности в межрасовых отношениях? Нам нужен был способ измерить влияние угрозы идентичности на ассоциативные предпочтения. Представьте себе, например, что, как белый человек, вы сидите в одиночестве у кабинета стоматолога, когда два чернокожих пациента приходят и занимают места рядом с вами. Завязывается разговор. Сначала все сочувствуют друг другу касаемо зубной боли. Затем беседа плавно перетекает к политике и каким-то образом переходит к расовому профилированию, серьезной проблеме для ваших собеседников. Они верят, что сталкивались с этим. На этом этапе вас зовут в кабинет доктора. Но, когда вы входите, доктор уходит, чтобы закончить процедуру с другим пациентом. Вы возвращаетесь в зал ожидания. Ваше прежнее место занято. Два других места свободны: одно – рядом с вашими бывшими собеседниками, которые все еще обсуждают расовое профилирование, и одно подальше – на безопасном расстоянии от этого разговора.