Атул Гаванде - Все мы смертны. Что для нас дорого в самом конце и чем тут может помочь медицина

И как мы вознаграждаем этих специалистов за их труды? Об этом может рассказать геронтолог Чед Баулт – руководитель того самого миннесотского исследования. Через несколько месяцев после того, как он опубликовал свои результаты и показал, насколько лучше становится жизнь пожилого человека, если ему обеспечивают специфический геронтологический уход, университет закрыл отделение геронтологии. “Администрация сообщила, что не может покрыть финансовые убытки”, – объяснил мне Баулт по телефону из Балтимора, куда перебрался, чтобы приступить к работе в Школе здравоохранения имени Блумберга при Университете Джонса Хопкинса.

Согласно исследованию Баулта, геронтологические услуги в среднем обходятся больнице на 1350 долларов на человека больше, чем экономия, которая возникает в результате этих услуг. При этом Medicare – система медицинского страхования для пожилых людей – не покрывает эти расходы. Это какие-то странные двойные стандарты. Никто ведь не требует, чтобы кардиостимуляторы стоимостью 25 000 долларов или шунты для коронарных артерий экономили деньги страховых компаний – они нужны для того, чтобы хотя бы иногда помочь людям. А тем временем больше двадцати сотрудников опытной, подтвердившей свою квалификацию геронтологической бригады из Университета штата Миннесота вынуждены искать новую работу. Медицинские центры по всей стране сокращают или вовсе закрывают геронтологические отделения. Многие коллеги Баулта стараются не рекламировать свой опыт в геронтологии, опасаясь наплыва пожилых пациентов, который будет им не по силам. “С экономической точки зрения это стало слишком сложно”, – поясняет Баулт.

Однако печальное финансовое положение геронтологии – лишь симптом более серьезных глубинных проблем: люди не настаивают на смене приоритетов. Нам всем нравятся новые медицинские гаджеты, и мы требуем, чтобы политики сделали так, чтобы страховка их покрывала. Мы хотим, чтобы врачи пообещали нам, что все смогут починить. Но геронтологи?! Кому они нужны, эти геронтологи? То, что они делают – повышают нашу выносливость в старости, готовят нас к грядущим испытаниям, – это одновременно и очень трудно, и сулит до обидного скудные результаты. Это требует внимания к организму в целом, к его изменениям. Требует постоянного и внимательного отношения к питанию, лекарствам, условиям жизни. И требует, чтобы каждый из нас задумался обо всем том, что невозможно исправить в нашей жизни, о том, что все мы неизбежно столкнемся с дряхлостью. Ведь только задумавшись об этом заранее, мы сможем внести в нашу старость мелкие коррективы, которые сделают ее более сносной. Все мы тешим себя иллюзией, что мы не стареем, однако геронтологи смущенно, но настойчиво рекомендуют нам смириться с тем, что это не так.

Для Феликса Силверстоуна управление старением и сопротивление печальным реалиям старости стало делом всей жизни. Он полвека оставался самым авторитетным геронтологом страны. Но когда я познакомился с Феликсом, ему самому было уже восемьдесят семь. Он ощущал, как слабеют его собственные разум и тело, и все то, что он изучал на протяжении своей карьеры, перестало быть отдаленным будущим для него самого.

Феликсу очень повезло. Ему не пришлось бросать работу – даже после инфаркта, который он пережил в шестьдесят с небольшим (этот инфаркт вполовину уменьшил функциональную активность его сердца); не помешала ему и почти полная остановка сердца, которая случилась в 79 лет. “Как-то вечером, сидя дома, я вдруг почувствовал, что у меня сильное сердцебиение, – рассказывает Феликс. – Сижу себе, читаю – и тут в одну секунду дыхание перехватило. Вскоре после этого я ощутил тяжесть в груди. Пощупал пульс – за двести”. (Такой уж он человек: в разгар сердечного приступа не упустит возможности пощупать собственный пульс.) “Мы с женой немного поспорили, стоит ли вызывать скорую. И все же решили вызвать”.

Когда Феликса доставили в больницу, врачам пришлось запускать ему сердце дефибриллятором. У него была желудочковая тахикардия, и ему в сердце вживили автоматический кардиостимулятор. Не прошло и нескольких недель, как он снова почувствовал себя хорошо, и врач разрешил ему вернуться на работу безо всяких ограничений. Феликс продолжал практиковать и после инфаркта, и после нескольких операций по поводу грыжи, и после удаления желчного пузыря. Он работал, несмотря на артрит, который едва не лишил его, страстного пианиста-любителя, возможности музицировать (но все же не лишил); несмотря на компрессионные переломы износившегося позвоночника, которые убавили его и без того небольшой рост (примерно метр семьдесят) еще почти на восемь сантиметров; работал, несмотря на потерю слуха. “Просто перешел на электронный стетоскоп, – объясняет Феликс. – Не очень удобно, конечно, но вообще-то они очень хорошие”.

Но в восемьдесят два ему все же пришлось уйти на покой. Не из-за собственного здоровья, а из-за жены Беллы. Они были женаты более 60 лет. Феликс познакомился с Беллой, когда был интерном, а она – диетсестрой в больнице округа в Бруклине. Они поселились во Флэтбуше, вырастили двоих сыновей. Когда мальчики выросли и покинули дом, Белла получила диплом преподавателя и начала работать с детьми с трудностями в обучении. Однако после 70 лет у нее стало портиться зрение из-за проблем с сетчаткой, пришлось бросить работу. Десять лет спустя Белла почти полностью ослепла. Феликс боялся оставлять ее дома одну и в 2001 году был вынужден отказаться от практики. Супруги переехали в “Орчард-Коув” – апартаменты для пожилых в городе Кантон в штате Массачусетс, неподалеку от Бостона, чтобы быть поближе к сыновьям. “Я думал, такой перемены мне не пережить”, – признается Феликс. Он видел по своим пациентам, как трудно дается переезд пожилым людям. Когда он закончил осмотр своего последнего больного, а затем упаковал весь домашний скарб, то почувствовал себя так, будто вот-вот умрет: “Я словно разобрал вместе с домашними вещами всю свою жизнь, – вспоминает он. – Ужас!”

Мы сидим в библиотеке рядом с главным лобби “Орчард-Коув”. В большое окно льется свет, по стенам развешаны со вкусом подобранные картины, стоят белые кресла в федеральном стиле. Похоже на уютный отель – вот только среди постояльцев нет ни одного человека моложе семидесяти пяти. У Феликса и Беллы просторная квартира с двумя спальнями и видом на лес. В гостиной Феликс поставил рояль, а на столе громоздятся кипы медицинских журналов, которые он до сих пор выписывает – “для души”, как он говорит. Квартира супругов Силверстоун рассчитана на тех, кто может следить за собой самостоятельно. Служащие “Орчард-Коув” лишь убирают здесь, меняют постельное белье и каждый вечер приносят ужин. Если бы Феликс и Белла захотели, они могли бы доплатить за категорию постояльцев “с сопровождением”: тогда им обеспечили бы трехразовое питание и на час каждый день выделяли бы личную помощницу.