Олег Карпухин - Глобальная культура коммуникаций

Но язык – это и средство мышления, средство внутренней речи. Человек мыслит понятиями и образами, которые выражаются языком. Это познавательная (когнитивная) функция языка. И здесь весьма важно, на каком языке (не в смысле на русском, английском или ином) идет процесс мышления: на литературном, профессиональном, бытовом или на сленге. Речь идет о разновидностях, стилях языка.

Стилевые разновидности обусловлены своеобразием сфер общения и функциями языка. Чаще всего говорят о речи научной, профессиональной, официально-деловой, публицистической, художественной, разговорной (бытовой). Художественный стиль использует языковые средства всех стилей.

Конечно, хорошо, когда мышление осуществляется на литературном языке, способном выразить то понимание человека и событий, которое адекватно «соразмерности» мира. Мышление плодотворно, когда у мыслящего гибкое языковое сознание, способное оперировать совокупностью образов, формируемых словами, предложениями, ассоциациями. Проблемы начинаются, когда человек плохо владеет литературным языком, когда он вне языкового сознания. И тогда он пытается мыслить в лучшем случае на языке своей профессии или на бытовом, в худшем – на сленге. Такой «мыслительный» процесс приводит к интеллектуальной и эмоциональной деградации человека, который оказывается вне общественной, коммуникативной сферы.

Современный филолог Б. М. Гаспаров предложил гипотезу лингвистического существования. Суть ее в том, что особенность языка говорящего можно понять и почувствовать, если сосредоточиться на бесконечном и нерасчлененном потоке языковых действий, выраженных мыслями, представлениями, воспоминаниями, переживаниями, т. е. совокупностью образов, включающих рациональное и эмоциональное. Чем богаче образы переживания (а богатство это – явное производное от литературы), тем ярче язык, который их передает. Тогда поток языковых действий рождает своеобразный артефакт, который проявляется в реакции контрпозиционной стороны. Но реакция эта невозможна без духовного начала как у стороны, рождающей артефакт, так и у стороны, воспринимающей его. Без духовного начала, которое идет от литературы, без взаимодействующих сторон невозможно создание новых смыслов. Богатство мысли, представлений, воспоминаний, переживаний – условие появления новых образов, порождающих новые смыслы.

Литературный язык – «высший» язык. И чем «мощнее» культура, которую выражает этот язык, тем «мощнее» сам язык, тем больше у него возможностей быть средством создания ярких, запоминающихся образов, стать языком межнационального общения. Русский язык – в числе мировых языков. Выдвижение языка на роль мирового определяется общечеловеческой значимостью культуры, созданной на этом языке.

Язык лучше всего передает душу, психологию народа. И когда говорят о русском народе, о его стремлении к извечной справедливости, о широте русской души, то подтверждение этому находят в языке, который все это выражает. И поэтому сегодня не потерял актуальности тот заочный спор по поводу развития языка, который произошел между И. В. Сталиным и академиком Н. Я. Марром (1864–1934). Марр был признанным автором «нового учения о языке». Он представлял язык как категорию историческую, меняющуюся на основе развития общественного производства и производственных отношений, которые, собственно, и создают новый язык: «Человечество сотворило свой язык в процессе труда в определенных условиях и пересоздаст его с наступлением действительно новых социальных форм жизни и быта, сообразно новому в этих условиях мышлению» [412] .

Из этой теории следовало, что лексико-грамматический строй языка определяется политико-экономическим строем, культурой производства, социальным и властным устройством.

Марр настаивал на идее классовости языка, так как увязывал язык и общественно-экономические и производственные отношения: «Отсюда разница языков в одной и той же стране между различными входящими в состав ее населения группировками, классами, сословиями и вообще общественными слоями» [413] .

Теория Марра, разработанная к концу 20-х годов XX в., получила достаточную известность у лингвистов. Одни ее принимали, другие – нет, но явно не оспоривали. Власть в эту ситуацию не вмешивалась. В период политических репрессий 30-х годов одинаково страдали как соратники, так и противники теории Марра.

Но вдруг 9 мая 1950 г. газета «Правда» начала дискуссию по проблемам языкознания. Закончилась она уже 20 июня публикацией ответов Сталина на вопросы «товарищей из молодежи». Позднее эти ответы были оформлены в виде работы под названием «Относительно марксизма в языкознании». Почему Сталин обратился к проблемам языкознания (имея в виду, конечно, теорию Марра) в тот момент, когда страна только начала подниматься из разрухи, когда стране угрожали агрессией США, когда началась война в Корее, в которой сошлись интересы США и СССР, когда страна создала свое ядерное оружие, когда набирала силу «холодная война», когда Черчилль призвал ассоциацию англоязычных народов противостоять тирании?

Чтобы понять это, попытаемся разобраться в высказанных им идеях относительно языка:

1) язык создан не тем или иным базисом, старым или новым, внутри данного общества, а всем ходом истории общества и истории базисов в течение веков. Да, язык связан с производственной деятельностью человека, но только в части его словарного состава, который сразу отражает изменения в этой деятельности (появляются новые понятия, новые слова);

2) с помощью языка выражается любая идеология, но нельзя приписывать самому языку некую идеологию;

3) люди используют язык в своих интересах, и хотя язык безразличен к людям, но люди не безразличны к языку;

4) общество – это целостная система, и язык одно из связующих звеньев этой системы [414] .

Сталин упрекает Марра и его единомышленников в том, что они утверждают, будто «национальный язык есть фикция, что реально существуют лишь классовые языки». Нет ничего ошибочнее такого вывода, говорит он, добавляя, что «национальный язык есть форма национальной культуры, что национальный язык может обслуживать и буржуазную и социалистическую культуру» [415] . И это самое интересное в суждениях Сталина.

Эта вполне оправданная защита национального русского языка была продолжением новой сталинской политики, выражающейся в переориентации с классовых интересов на национальные, в том числе на национальную культуру. В стране, выигравшей войну благодаря духу народа, провозглашался культ русской истории, великой русской культуры: литературы, театра, музыки, искусства кино.

Укреплению этого культа способствовала начавшаяся «холодная война». В Фултонской речи У Черчилля, произнесенной в марте 1946 г., изложена идеология этой войны, в ходе которой братская ассоциация народов, говорящих на английском языке, должна на основе военной силы найти взаимопонимание с Россией. Сталин, отвечая на это заявление, сделал особый акцент на «языковом» противостоянии: «По сути дела, господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно – и тогда все будет в порядке, в противном случае неизбежна война» [416] . Состоявшийся обмен столь воинственными заявлениями положил начало длительной конфронтации между социальными системами – англоязычной и славяноязычной.