Олег Карпухин - Глобальная культура коммуникаций

Сегодня Франкофония объединяет более 70 стран, ассоциаций, университетов и т. п. МОФ сильна своей культурной составляющей. Ее основные лозунги: противостояние стандартам глобализации, сохранение национального достояния народов, развитие культурного и лингвистического разнообразия, диалог культур. Франция сумела мобилизовать лингвистический ресурс для формирования дружественного политического, экономического и культурного пространства. Языковая политики Франции в большей части подчинена интересам ее внешней политики [420] . Сложился механизм формирования лидеров «франкоговорящих» стран, которые являются приверженцами одновременно двух культур: своей национальной и французской.

Франция создала глобальную телесеть, которая может конкурировать с оккупировавшими информационное пространство британскими и американскими телеканалами. В декабре 2006 г. во Франции начала работу круглосуточная служба новостей «France 24». С помощью спутников и кабельных сетей «France 24» пришла к 75 миллионам зрителей в Европе, Африке и на Ближнем Востоке. Этот телеканал выдвигает Францию «на передовой край всемирной битвы идей», бросая вызов таким медиагигантам, как ВВС, CNN и «Аль-Джазира». Как говорят создатели этой телесети, – она «будет отражать национальные ценности, любовь к спорам, дискуссиям и противоречивым идеям» [421] .

Опыт Франции в сопротивлении культурной глобализации соответствующим образом интерпретировал для себя Китай. В 2004 г. китайское правительство одобрило пятилетнюю программу «Chinese Language Bridge Program», которая направлена на пропаганду и распространение китайского языка в мире, прежде всего в США, Великобритании, Германии, Японии и Корее. Только за три года экзамен по китайскому языку сдали более 1,2 миллиона иностранцев. Кроме того, во многих странах в качестве базы для культурных и научных обменов создаются «Институты Конфуция». Политика китайского руководства ориентирована на распространение языка в наиболее развитых государствах или в стратегически важных и ресурсно богатых развивающихся странах, которые представляют для Пекина наибольший политический интерес [422] .

Русский язык тоже вынужден противостоять англоязычной экспансии. Возможная стратегия сопротивления та, которая подразумевает экспансию не столько русского языка как такового, сколько русской науки и культуры. Россия – одна из немногих стран мира, способная на своем языке вести научные изыскания, создавать теории и вносить вклад в мировое знание. Поэтому миссия России – развивать науки, продвигать их достижения, быть «производителем» научных трудов, учебников, справочников и энциклопедий по разным отраслям знаний.

Мировая экономика, бизнес, промышленность, наука, дипломатия в подавляющей части используют английский язык. Русский язык потенциально предпочтителен как язык гуманитарного и нравственного общения, духовного самопознания и убеждения. В глобальном сообществе русский язык может стать языком диалога. Диалоговый потенциал русского языка, его сила гуманитарного сопротивления – в его связи с русской литературой. Стать языком сопротивления русский язык заставляет и серьезная проблема нашей действительности: новым поколениям россиян становится все труднее грамотно (литературно) выражать свои мысли на русском языке [423] .

Среди форм массовых коммуникаций самая «языковая» форма – гуманитарное образование. Поэтому нельзя «оторвать» русский язык от великой русской литературы, созданной на этом языке. Сделать это – значит помешать формированию культурных кодов, сделать сознание и чувства молодого поколения особо податливыми для экспансии чужих смыслов и образов, значит отучить выражать свои мысли на литературном языке.

Русская литература характеризуется соединением двух стилей – реализма как правдивого, неприкрашенного отображения жизни и романтизма, но не пассивного, примиряющего человека с действительностью, а активного, укрепляющего волю человека в жизненной борьбе [424] . Именно слияние романтизма и реализма делает русскую литературу сильной во влиянии на человека. Активный романтизм – главный источник сопротивленческого духа русской литературы. А сопротивленческий дух русской литературы заключен в ее кодах свободы, справедливости, реформаторства и революционности.

Большевистские руководители очень хорошо понимали силу литературного слова. После победы Октябрьской революции в России, решая задачи пропаганды, они все чаще обращались к произведениям Пушкина, Гоголя, Тургенева и Достоевского с их верой в Россию, в народ, во власть, с их предупреждением об опасности «бесовщины» и нигилизма. Гражданскую позицию этих гениев литературы можно определить словами П. А. Вяземского – «либеральные консерваторы». Большевистская власть пыталась примерить опыт «либеральных консерваторов» к «консерваторам советским» и выстроить пропаганду в соответствии с этим пониманием.

Пушкина любили все, в СССР широко издавали его сочинения. Тургенева чтили за «Отцов и детей». Достоевского замалчивали из-за «Бесов», но тем не менее отмечали, что неприглядность таких героев-революционеров в романе взывает к борьбе с ними. В самом начале 1935 г. издательство «Academia» (где директором был опальный Л. Б. Каменев) выпустило очередное издание романа «Бесы». А уже через несколько дней в «Правде» партийный критик Д. Заславский выступил со статьей «Литературная гниль», основной пафос которой – зачем переизданы «Бесы»? В статье досталось и автору романа, написавшему «грязнейший пасквиль, направленный против революции», и издательству за публикацию произведения. Вмешался М. Горький, который сказал, что он против превращения легальной литературы в нелегальную, которая будет соблазнять молодежь своей запретностью. Одним словом, «Бесы» из авангарда литературного перекочевали в политический.

А разве для Сталина Зиновьев, Каменев и Бухарин не бесы? Правда, и он для них был бесом, но у него была власть. Вождь внимательно читал сочинения и дневники Достоевского, и он оценил силу писателя, припечатавшего словом «бесы», по его разумению, «оборотней революции». Вот такой писатель был нужен Сталину, такой, который вывернул бы нутро нынешних бесов. А то ведь как «литераторы» из НКВД и отдела пропаганды ЦК партии обозначили внутренних врагов – «английские, немецкие, японские шпионы». А где яркое писательское слово? Такое, которое сказал Пушкин после подавления бунта в Польше (и Николай I это оценил!):