Кристин Хасслер - Манифест двадцатилетних

Если все это игнорировать, потому что страшно начать разбираться или потому что «нет в этом ничего такого уж страшного», проблемы могут лишь усугубиться и выйти из-под контроля. Но иногда нам приходится сталкиваться с серьезными последствиями и даже совсем «опускаться», чтобы наконец начать действовать и бороться со своими страхами. Я призываю вас как можно быстрее начать собственное исцеление, тем более что каждую проблему можно рассматривать как бесценный дар, возможность усвоить нечто важное и даже вдохновить других.

О себе: благодаря наркозависимости я понял, что могу контролировать собственную жизнь и не обязан подчиняться зависимости.

31 декабря 2005 года, спускаясь в подвал, чтобы забрать выстиранные вещи, я поскользнулся и упал с лестницы. Травмы были не очень серьезными, но мне было сложно сидеть и ходить.

Я пошел к врачу, потому что боль была сильной и никак не проходила. Он ничем особенно помочь не мог и предложил принимать болеутоляющие средства, содержащие наркотические вещества. Я не отказался: я уже принимал такие препараты, когда в пятнадцать лет сломал ногу. Но теперь мне было двадцать четыре, я сам решал, что и когда принимать, поэтому быстро начал увеличивать дозу, ведь лекарство-то прописал врач. Таблетки не только помогали снять физическую боль, но и притупляли эмоциональную боль, с которой я жил уже некоторое время, потому что страдал от депрессии.

Постепенно я начал принимать по пять-шесть таблеток за один раз — и все эмоции быстро исчезали. Зависимость стала такой сильной, что я начал халтурить на работе, пренебрегать семьей и учебой. Я жил лишь ожиданием момента, когда можно будет снова принять таблетки. При этом я обращался к разным врачам с разными жалобами, чтобы получать рецепты и всегда иметь нужные препараты под рукой.

С помощью сильных болеутоляющих я облегчал боль разбитого сердца из-за разрыва с девушкой и боролся со страхами приближающегося окончания учебы. При этом я был искренне убежден, что полностью контролирую ситуацию, ведь я принимал таблетки только дома, никогда не садился после этого за руль и в целом не считал, что приношу кому-то вред. Теперь-то я осознаю, что, конечно, причинял немало страданий тем, кто меня любил, так как совершенно не заботился о себе и даже не пытался бросить.

Умом я понимал, что наношу вред своему здоровью. У меня начались провалы в памяти. Когда я не мог быстро получить новый рецепт, мне приходилось скрывать симптомы «ломки», в частности расстройство желудка и головные боли. Я почти опустился на дно, начав принимать по двенадцать таблеток в день, чтобы не чувствовать депрессии. Однажды за четыре с половиной дня я принял девяносто таблеток. Большинство и за год столько болеутоляющих не выпивает. На следующий день я во всем признался матери и близкому другу, и они заставили меня немедленно поехать в больницу и начать лечение от зависимости.

В отделении неотложной помощи врачи объяснили, что я принимал так много лекарств, что мог умереть. Они не понимали, почему я до сих пор жив; даже печень моя не особенно пострадала.

Выйдя из больницы, я записался на программу реабилитации. Мне никогда еще не было так страшно. Два с половиной дня я постоянно думал, как прекрасно было бы снова принять таблетки и вернуться к привычной жизни. Я сильно хотел все бросить; мне было очень больно. Но какой-то внутренний голос или инстинкт говорил мне, что, если я хочу жить и снова контролировать собственную жизнь, я должен пройти очищение. Завершив программу и покидая центр реабилитации, я знал, что у меня есть система поддержки и план дальнейшего лечения. Я был готов вернуться к нормальной жизни и знал, что смогу обойтись без наркотиков.

С 6 августа 2006 года я не употребляю ни наркотиков, ни алкоголя. Конечно, бывают дни, когда мне страшно хочется принять таблетки. Вообще эта тяга к наркотикам полностью не проходит никогда. Но до сих пор мне удается держать себя в руках: я научился справляться с зависимостью. Весь этот опыт оказался одним из самых сложных в моей жизни, но я многое узнал о себе и своих сильных сторонах. Сейчас я хожу в группу поддержки, иногда работаю волонтером, пытаюсь помочь другим, оказавшимся в той же ситуации, что и я. Я счастлив, что понимаю этих бедолаг, я ведь сам все это пережил.

Многие молодые люди выросли или живут сейчас с неким ярлыком, связанным с особенностями их поведения или психиатрическим диагнозом. Иногда им приходится постоянно принимать медикаменты или проходить курсы лечения. В любом случае все эти ярлыки несут в себе некие предубеждения и установки, отделяя этих людей от «нормальных». Люди в возрасте от двадцати до тридцати могут иметь диагностированный ВИЧ, СПИД, нарушения когнитивных способностей, зависимость, биполярное расстройство, депрессию и (или) тревожный невроз. В рамках моего опроса 32 процента респондентов признают, что принимают антидепрессанты или препараты для снятия беспокойства, а 70 процентов подтверждают, что из всех чувств чаще всего испытывают «тревогу».

Я не врач и не стану рассуждать о медицинской стороне дела. Но хочу поговорить об этих ярлыках и о том, как они могут влиять на жизнь человека и его отношение к себе. Этот вопрос становится настолько актуальным, что даже если не затрагивает лично вас, то с большой вероятностью касается кого-то из ваших знакомых.

Штраф за управление автомобилем под воздействием наркотиков мне всегда казался меткой, которой нужно стыдиться. Но я смог обуздать свое самолюбие и научился смотреть на ситуацию как на возможность прекратить относиться к жизни слишком беззаботно, а не как на «черную метку».

Хочу рассказать вам о моем приятеле Стиве. Если я скажу: «Стив страдает от маниакально-депрессивного синдрома», то какой вывод вы из этого сделаете? Я ведь лишь назвала диагноз, а вы наверняка сделали уже ряд предположений о его поведении и личностных особенностях. Возможно, вы подумали: «Стив должен быть все время подавлен, непредсказуем, наверное, плачет без конца, может, даже ведет себя не вполне нормально».

А если я представлю его так: «Стив — известный художник», что вы о нем подумаете? Наверное, решите, что ему можно позавидовать: у него же талант, амбиции, творческие способности, незаурядный ум.

Стив — реальный человек, и оба описания ему подходят. У него действительно биполярное расстройство, и он на самом деле талантливый художник. Как характеристика «маниакально-депрессивный» влияет на ваше отношение к Стиву как к художнику? Кажется ли он вам теперь творцом-мучеником? Считаете ли вы, что его творческие способности ограничены из-за поведенческих проблем? Или вы думаете, что он творит между приступами болезни? А что сам Стив думает о себе? Считает ли он себя художником, страдающим от депрессии, или видит себя больным, который любит рисовать?