Роже Дадун - Фрейд

Со стороны исследователей, занимающихся терапевтической техникой, узко научными выкладками или предающихся авангардистской софистике, подвергается угрозе сам язык учения Фрейда. Совершенство формы, насыщенность культурной основы, оригинальность и тонкость анализа не исключают того, что язык Фрейда, как он сам подчеркивает в очерке "Психоанализ и медицина", остается "популярным"; для обозначения понятий, механизмов, принципов Фрейд удовлетворяется самыми "обыденными", самыми банальными словами, часто представленными (тоже довольно "популярная" форма) в виде пар: Это и Я, удовольствие и реальность, первичное и вторичное" сознательное и бессознательное, желание и влечение, пенис и желание иметь пенис, анальное и ротовое, и т.д. С помощью этих простых, понятных всем элементов Фрейд создает сложный, порой ставящий в тупик узор, который, однако, открывается тому, кто движим страстью к познанию и способен, как бы повторяя великий путь самоанализа Фрейда, проявить необходимую силу, терпение, искренность и осторожность. Этот язык прямо противоположен сложному языку специалистов, экспертов и эрудитов, оперирующих, как правило, трудными и специфическими выражениями.

Когда Фрейд помещает психоаналитическую революцию на один уровень с великими переворотами в культуре, произошедшими в недавнее время, вслед за открытиями Коперника и Дарвина, он в первую очередь обращает внимание на главный идеологический эффект своей работы: принижение человека, который отныне больше не является абсолютным властелином своего Я, оказывается в смещенной от центра позиции, подобно тому, как приземлили его концепции Коперника, показавшего человеку, что он не является центром мира, и Дарвина, лишившего его иллюзии принадлежности к особому виду, принципиально отличному от других видов животных. Но по форме и стилю деятельность Фрейда скорее приближается к перевороту, совершенному Декартом: подобно тому, как этот великий математик и физик отвернулся от ученых педантов и обратился на простом языке к читателям своего "Рассуждения о методе", предоставив таким образом широкой, "народной" публике .возможность размышлять и обсуждать принципы новой антропологии, к которым мы продолжаем обращаться и сегодня, физиолог и клиницист Фрейд, смело перешагнув через головы ученых и докторов, обозначил в качестве предмета своих исследований самые общие аспекты, -наиболее простые и в то же время весьма важные для человеческой действительности, и предложил вниманию большого числа людей конкретные, четкие и ясные основы новой концепции поведения человека.

"Демократическая" сторона антропологии Фрейда выступает как бы симметричной или противоположной ее "субъективистской" стороне, характеризующей ориентацию на познание глубин психики. Несомненно, эти две взаимодополняющие стороны, эта единая двойственность является источником внутреннего напряжения и динамичного развития мысли Фрейда. Ниже, в подразделе "Эстетика Фрейда" рассмотрены некоторые особые взгляды Фрейда на искусство и литературу, а в "Антропологии Фрейда" находит отражение аналитическое восприятие человека социального, как его представляет себе Фрейд, как он реконструирует этого человека в его предыстории, в рамках религии и общества. Мы постараемся вслед за ним разглядеть лицо нового человека, способного лучше, чем прежде, рассеять иллюзию и заставить работать свою освобожденную энергию.

Когда Фрейд берется за исследование произведения искусства или литературного текста с помощью методики своего психоанализа, он не претендует на то, чтобы дать их глобальную интерпретацию, а тем более осветить художественное значение и особые эстетические качества. Даже названия двух важнейших очерков этого направления свидетельствуют об установленных для себя ограничениях скромности прожектов: чтение новеллы Йенсена "Градива" позволило ему рассмотреть два ясно обозначенных элемента рассказа, и в результате в 1907 году вышла работа "Мания и сновидения в "Градиве" Йенсена"; из разнообразных творений и выдающейся личности Леонардо да Винчи Фрейд выбирает лишь несколько символов и форм картины "Мадонна, младенец Иисус и святая Анна" и три-четыре строки, написанные художником, - и появляется очерк 1910 года "Детское воспоминание Леонардо да Винчи". Из всего наследия Шекспира он также выбирает только две сцены и комментирует их в 1913 году под заголовком "Тема трех ларцов". Из Гете, которого Фрейд, несомненно, помещал на вершине своего культурного пантеона, под чьим покровительством он обрел научное призвание и чья поэзия наложила ни с чем не сравнимую печать на его собственное творчество, он берет "всего одий эпизод, который можно отнести к его самому раннему детству", и освещает в короткой статье 1917 года "Детское воспоминание в "Поэзии и правде" Гете". Леди Макбет из пьесы Шекспира и Ревекка из драмы Ибсена "Росмерсхольм" рассматриваются в плане чувства вины и состояния провала, о чем Фрейд пишет в 1916 году небольшой очерк "Несколько типов характеров, выявленных психоанализом". Из "Моисея и монотеизма", монументальной работы 1914 года, Фрейд выделяет лишь несколько показательных деталей, чтобы превознести удивительное самообладание, продемонстрированное Пророком в минуту страшного гнева.

Однако в некоторых работах Фрейда присутствует (по крайней мере в зачатке) более глубокий, синтетический подход и вырисовывается направление исследования, которое приобретет позднее большое значение: в статье "Литературное произведение и живое сновидение" (1908) Фрейд сопоставляет творчество поэта и романиста с фантазиями маленького ребенка и образами, составляющими наши дневные грезы; в "Семейном романе больных неврозами" (1909) речь идет о детской фантазии (придумывании вместо реальных родителей мифических персонажей), которая бросает отсвет на многочисленные романтические произведения. В исследовании "Тревожащая странность" (1919) Фрейд осуществляет одну из своих удивительных разработок: на основе сказок Гофмана он выявляет фундаментальные психологические характеристики (в частности, комплекс кастрации), которые сейчас многие отмечают, анализируя художественные произведения и кинофильмы, пронизанные чувством страха, ужаса или связанные с фантастикой.

В противоположность общественному мнению, видящему в обращениях Фрейда к искусству и литературе противозаконное вмешательство, экстраполяцию, перегибы, кажется, что сам Фрейд остается скорее по эту сторону возможностей своего анализа. Он почти всегда ограничивает область своего вмешательства и движется вперед с "осторожностью и смирением". Быть может, в этом проявляется определенный эффект "блокировки", связанный с классическим образованием Фрейда - на этом аспекте историк искусства Е. Х. Гомбрих особо настаивает в кратком обзоре "Эстетика Фрейда", опубликованном в 1959 году в журнале "Доказательства". "Мы находим у Фрейда, - пишет он, - взгляд на искусство, характерный для "викторианской" элиты Центральной Европы, и уточняет: "Отношение Фрейда к визуальным искусствам прошлого и настоящего вписываются в рамки его богатой культуры, имеющей глубокие корни в традициях классической немецкой Bildung ( Bildung - образование нем.).. Можно сказать, что до конца жизни Фрейд смотрел на искусство и литературу глазами Гете или Шопенгауэра" )"