Карл Юнг - Дух Меркурий

Названия болезней также следует ставить в отношение к астрологии — например, анатомию, под которой, как было уже отмечено, Парацельс понимает не что иное как астрофизиологическую структуру человека, а отнюдь не то, что понимал под этим Везалий. Согласно Парацельсу, анатомию следует понимать как «соглашение с мировой машиной». Недостаточно разрезать тело, «как крестьянину увидеть Псалтырь» [586]. «Анатомия» для него означает нечто вроде анализа. Так, он говорит, что «магия есть медицинская анатомия... и так магия расчленяет все corpora лекарства» [587]. Но анатомия означает для него и нечто вроде припоминания изначально врожденных знаний человека, открывающихся ему через естественный свет. В «Labyrinthus medicorum» он говорит так: «Во скольких стараниях и трудах нуждался Mille Artifex [588]/ чтобы вывести эту анатомию из памяти человека / чтобы он забыл о благородном искусстве / и заставил его фантазировать / в чем нет искусства / и таким образом время на земле проходит без пользы. Ибо кто ничего не знает / тот ничего не любит... но кто понимает / тот любит / запоминает / видит» [589].

Относительно названий болезней он считал, что они должны выбираться по Зодиаку и планетам и звучать примерно так: Morbus leonis, sagittarii, Martis и т. д. Но сам он этого придерживался очень условно. Вообще, он часто забывал, как назвал какой-то предмет, и изобретал затем для него новое название, что, кстати говоря, отнюдь не облегчает понимание его произведений.

Таким образом, мы видим, что у Парацельса этиология, диагноз, прогноз, терапия, патологическая терминология, фармакология и изготовление лекарств и равным образом, last not least [590], факты практики находятся в непосредственной связи с астрологическими данными. Так, он призывает своих коллег: «Все вы врачи и, значит, должны ориентироваться в знаниях / чтобы знать истоки счастья и несчастья: если вы этого не сможете / так откажитесь от медицины» [591]. Это может также примерно означать, что при невыгодных обстоятельствах, которые следует вычислять из гороскопа больного, врач имеет возможность вовремя уйти, что, ввиду жестокости тогдашних времен, имело смысл, как мы знаем из биографии великого Кардано.

Однако врач должен быть не только алхимиком и астрологом, но и философом. Что же Парацельс понимает под «философией»? Предвосхищая ответ на этот вопрос, заметим, что философия в его понимании не имеет ничего общего с нашей трактовкой этого предмета. У него речь идет, как мы сказали бы, об оккультных вещах. Не забывайте, что Парацельс — насквозь алхимик и занимается старой натурфилософией, которая, вопреки современному мнению, имела гораздо меньшее отношение к мышлению, чем к переживанию. В алхимической традиции выражения philosophia, sapientia и scientia в существенной степени идентичны. Хотя их, с одной стороны, используют как абстрактные идеи, с другой стороны, они странным образом мыслятся как вещественные или хотя бы как содержащиеся в веществе [592]и по нему получают свои названия. Они выступают как ртуть или Меркурий, свинец или Сатурн, золото или aurum non vulgi, соль или sal sapientiae, вода или aqua permanens и т. д. Это означает, что данные вещества — чудодейственные средства и что философия, как и они,— также чудодейственное средство. Практически все сводится к тому, что философия как бы скрывается в веществе, а поэтому ее можно в веществе и отыскать [593]. Речь идет, как видно, о психологических проекциях, т. е. о первобытном состоянии духа, еще явно существовавшем во времена Парацельса, главным симптомом которого является бессознательное тождество субъекта и объекта.

Мне показалось необходимым заранее сделать эти замечания, так как они, наверное, облегчат понимание парацельсовского понятия философий. Так, Парацельс спрашивает: «Что же такое природа, если не философия?» [594]Она в человеке и вне его. Она как зеркало, которое состоит из четырех стихий, ибо в стихиях отражается микрокосм [595]. Его можно познать по его «материи» [596], т. е. из «материи» стихий. Есть, собственно говоря, «две философии» (!), а именно философии верхних и нижних сфер. В нижней речь идет о рудных жилах (minera), в верхней — о звездах [597]. Последняя и есть, собственно говоря, астрономия, откуда следует, что у Парацельса понятие философии очень мало отличается от понятия scientia. Это становится совершенно ясно, когда мы слышим, что в философии речь идет о земле и воде, а в астрономии — о воздухе и огне [598]. Философия — это познание нижней сферы. Она, как и scientia, врождена всем живым существам; так, грушевое дерево приносит груши только благодаря своей scientia. Она — «влияние», скрытое в природе. Она также скрыта в человеке, и требуется «магия», чтобы это чудодейственное средство раскрылось. Все остальные, по его словам,— «пустая фантазия и глупости / на которых растут фантасты». Этот дар (donum) scientia следует возвести «в алхимически высшую степень» [599]. Это означает, что scientia, как и химическое вещество, дистиллируется, сублимируется, субтилизируется. Если «scientiae природы» нет во враче, то, говорит он, «колеблешься туда-сюда / и ничего точно не знаешь / кроме болтовни своей пасти» [600].

Таким образом, неудивительно, что философия выступает также в качестве практики. В трактате «Fragmenta Medica» Парацельс говорит: «В философии находится познание / всего земного шара / посредством практики. Ибо философия не что иное / как практика земного шара, или сферы... Философия изучает силу и свойства земных / водяных вещей... поэтому я тебе говорю о философии / что одинаковым образом в земле / и в человеке есть философ. Ибо есть философ земли / есть — воды» и т. д. [601]Итак, в человеке есть «философ» в том же смысле, как и алхимик, в роли которого, как мы слышали, выступает не что иное как желудок. Но ту же функцию можно найти и у земли, из которой в случае чего тоже можно «вытянуть» философию. Это имеется в виду в нашем тексте под ргасtica globuli, которая ведь означает алхимическую обработку massa globosa [602], т. е. prima materia [603], собственно чудодейственной субстанции. Таким образом, философия представляет собой алхимический метод [604]. Философское познание для Парацельса фактически является активностью объекта, поэтому он его и называет «подбрасыванием». «Дерево... без алфавита дает название дерева», и оно как бы говорит, что оно есть и что содержит, точно так же как и звезды, которые тоже содержат свое «небосводное суждение». Таким образом, Парацельс может говорить, что «Archasius» человека [605]притягивает «scientiam atque prudentiam» [606]. Более того, он признает с большой скромностью: «Что изобретает человек сам / или через самого себя? Недостаточно, чтобы даже пришить заплатку к штанам» [607]. К тому же немалое число врачебных искусств «открыто дьяволом и духами» [608].

Я не хочу приводить слишком много цитат. Из сказанного должно быть ясно, что и философия врача представляет собой таинство. Поэтому почти само собой разумеется, что Парацельс был большим поклонником магии и искусства каббалистики, «Cabal». Если врач не знает магии, «то он сумасшедший и блаженный в медицине / более направлен на обман, нежели на правду Магия <���ему> преподаватель и педагог» [609]. В соответствии с этим Парацельс и разработал наброски многих амулетов и печатей [610], при этом не без собственной вины нажив дурную славу колдуна О будущих врачах он говорит, и это прогнозирование будущего для него очень характерно: «Они будут геомантами / они будут адептами / они будут археями / они будут спагириками / у них будет квинтэссенция» [611]и т. д. Если сбылась химическая греза алхимии, то Парацельс чутко предугадал сегодняшнюю химическую медицину.