Дэвид Брукс - Путь к характеру

Работа не прекращалась никогда: надо было постоянно подавать кофе и суп, искать деньги, писать статьи в газету. «На завтрак толстый ломоть черствого хлеба, — записала как-то в дневнике Дэй, — и очень дурной кофе. Я диктую десяток писем. В голове туман. Я слишком слаба, чтобы подняться по ступенькам. Прописала себе день постельного режима, но продолжаю думать, что это душа моя не в порядке. Меня окружает отвратительный беспорядок, шум, люди, и во мне нет духа внутреннего одиночества или бедности» {133} 133 Day . Duty of Delight. P. 68. .

Мы иногда представляем себе святых или людей, живущих подобно святым, как бестелесных созданий, обитающих в возвышенном мире. Но часто они живут в еще менее возвышенной обстановке, чем мы сами. Они выбирают жизнь простую и приземленную, более тесно соприкасаются с бытовыми и материальными проблемами окружающих. Дороти Дэй и ее коллеги спали в комнатах без отопления, носили одежду, пожертвованную благотворителями, и не получали зарплату. Б о льшую часть времени Дороти размышляла не о богословских вопросах, а о том, как избежать того или иного финансового кризиса или обеспечить такому-то человеку такое-то лечение. В 1934 году она описывала в дневнике свой обычный день, где духовное мешается с мирским: встала, сходила на мессу, приготовила завтрак для работников, ответила на письма, поработала с бухгалтерскими документами, почитала, написала текст для листовки, который надо будет размножить на мимеографе; потом пришел социальный работник и попросил платье на первое причастие для двенадцатилетней девочки, за ним пришел новообращенный со своими религиозными трактатами, потом фашистский агитатор пытался разжечь ненависть среди жильцов ночлежки, затем студент-художник принес изображения святой Екатерины Сиенской и так далее, и так далее.

В подобной же атмосфере немецкий врач-миссионер Альберт Швейцер работал в больнице в африканских джунглях. Он не брал к себе на работу ни идеалистов, ни тех, кто наслаждался праведным чувством, как много он дает миру. Не брал, конечно, и тех, кто хотел «сделать в жизни что-то особенное». Ему нужны были надежные сотрудники, которые день ото дня служили бы общему делу, выполняя что требуется. «Только тот, кто видит в своих намерениях нечто само собой разумеющееся, а не из ряда вон выходящее, кто расценивает их не как геройство, а как свой долг, принимаемый с энтузиазмом и одновременно с трезвым пониманием его безусловной обязанности, способен стать духовным искателем приключений, в которых нуждается мир» {134} 134 Leading Lives That Matter / Schwehn and Bass, eds. P. 34. .

Дороти Дэй не была от природы, что называется, общественным существом. Она обладала писательской натурой — довольно замкнутая, нуждающаяся в одиночестве, но при этом она находилась среди людей почти весь день, каждый день. Среди тех, кому она помогала, многие были умственно неполноценными или страдали от алкоголизма. Постоянно бушевали споры, люди грубили, непристойно себя вели, ругались. Однако Дороти заставляла себя сесть за стол и сосредоточиться на конкретном человеке. Он мог быть пьян и выражаться бессвязно, но она сидела и внимательно его слушала.

Дороти носила с собой блокнот и в свободные минуты писала: дневниковые записи для себя и постоянную череду колонок, эссе и репортажей — для других. Чужие грехи были для нее поводом размышлять о собственных, куда более тяжких. Однажды она записала в дневнике: «Пьянство и все вытекающие из него грехи настолько очевидно уродливы и чудовищны и несут такое несчастье бедному грешнику, что тем важнее не судить и не осуждать его. В глазах Господа скрытые, незаметные грехи, должно быть, куда страшнее. Мы должны прилагать все усилия воли, чтобы любить больше и больше, чтобы с любовью поддерживать ближнего. Пусть он покажет нам уродство наших собственных грехов, чтобы мы поистине покаялись и возненавидели их» {135} 135 Day . Duty of Delight. P. 42. .

Дороти Дэй предостерегала против духовной гордыни, ханжеского самодовольства, которых стоит опасаться всякому, кто творит добрые дела. «Иногда приходится себя останавливать, — писала она. — Случается, что я бегу от одного человека к другому, миска за миской супа, тарелка за тарелкой хлеба, и благодарность голодных становится громким шумом у меня в ушах. Голод моего слуха бывает столь же неумолим, как для кого-то голод чрева; радостно слышать эти слова благодарности» {136} 136 Coles . Radical Devotion. P. 115. . Грех гордыни скрывается за каждым углом, считала Дэй, и даже в доме призрения углов очень много. Служить другим означает жить в большом соблазне.

В юности Дороти следовала пути Достоевского: даже ощущая присутствие Бога, она не отрешалась от жизни, полной пьянства и беспорядка. Но как отмечает Пол Эли, внутренне она была ближе к толстовству. Дороти была не загнанным животным, которое внешние обстоятельства обрекают на страдание; она сама с пылом выбирала страдание. Каждый раз, когда большинство предпочло бы простоту и удобство — то, что экономисты называют личным интересом, а психологи — счастьем, она избирала иной путь, ища неудобств и трудностей, чтобы утолить свою тоску по святости. Она не просто выбрала работу в некоммерческой организации, чтобы оказывать влияние на общество, — она стремилась жить по-евангельски, даже если для этого надо было чем-то жертвовать и страдать.

Большинство людей, думая о будущем, представляет, насколько счастливой может быть их жизнь. Но вот что интересно: вспоминая о важнейших событиях, которые сформировали их личность, люди обычно говорят не о счастье, а о жизненных испытаниях. Большинство людей стремятся к счастью, но считают, что их формирует страдание.

Дороти Дэй была необычна, даже, может быть, болезненно необычна тем, что иногда, казалось, целенаправленно искала страданий — ради того, чтобы достичь глубин своей личности. Наверное, она, как и все мы, понимала, что люди, чьей духовной жизнью мы восхищаемся, прошли через период страданий, а порой и не единожды.

Для большинства из нас в страдании нет ничего, по сути, благородного. Подобно тому как неудача бывает всего лишь неудачей (а не шагом на пути к превращению в следующего Стива Джобса), страдание способно стать разрушительным, и от него следует избавиться или исцелиться как можно быстрее. Если страдание не соотносится с высокой целью, лежащей за пределами отдельной личности, оно разрушает или уничтожает человека. Если страдание не является частью более масштабного процесса, оно ведет к сомнениям, нигилизму и отчаянию.

Однако некоторым людям удается соединить свое страдание с великим замыслом: с его помощью они приобщаются ко всем остальным страдающим. И таких людей страдание явно облагораживает. Важно не страдание само по себе, а то, как человек его переносит. Например, Франклин Рузвельт, переболев полиомиелитом, стал более глубоким и сострадательным. Часто физическое или социальное страдание позволяет человеку взглянуть на ситуацию со стороны, более тонко прочувствовать, что переживают другие.