Маргарит Сешей - Дневник шизофренички

Сейчас главной моей задачей было предоставить Рене образ ее самой, новое имаго, благодаря которому она смогла бы построить свое Я. На стадии, до которой она регрессировала, у нее были лишь телесные и аффективные ощущения, но еще не было понимания своей субъектной активности. Именно поэтому я использовала механизм проекции, механизм, который является абсолютно бессознательным. Я взяла на руки куклу, сначала Моисея, потом Иезекииля, и продемонстрировала самую нежную заботу о них — накрывала, обнимала, укачивала. Таким образом я показала молодой пациентке модель, на которую могло проецироваться ее бессознательное Я. Фактически, как мы уже видели, люди и предметы воспринимались Рене лишь как некое продолжение ее самой, оставаясь все же чем-то совершенно другим, нежели она сама. С самого начала я знала этот крайне примитивный механизм магического пресимволического участия, который предполагает полное отсутствие осознания себя. Какой-то период времени Рене удовольствовалась тем, что абсолютно пассивно присутствовала в комнате, пока я ухаживала за Иезекиилем, тем не менее радуясь тому, что видит. Между тем стало гораздо легче ее накормить, особенно если я «давала грудь» Иезекиилю непосредственно перед тем, как пациентка садилась за стол. Однажды Рене осмелела настолько, что рукой подтолкнула Иезекииля к моей груди, при этом внимательно меня разглядывая. Этим поступком она установила более тесную связь между своим Я и своим символом, между означаемым и означающим. И когда она удостоверилась, что я собираюсь регулярно кормить Иезекииля, то с легкостью согласилась есть самостоятельно.

До сих пор мы сталкивались с полным отсутствием различий между Я и предложенным мной символом. Однако, по мере того как бессознательное пациентки чувствует себя все спокойнее благодаря любви мамы-аналитика, энергия, которая ранее использовалась для саморазрушительных побуждений, высвобождается для того, чтобы переключиться на инстинкт сохранения Я. И с этого момента Рене начинает, правда, пока лишь в оральном плане, дифференцироваться от своего символа, т. е. она сама принимает пищу, которую мама-аналитик давала Иезекиилю. Символ, однако, окончательно еще не покинут.

Мы увидели, как благодаря Иезекиилю сформировалось новое «имаго» больной — «имаго» счастливого ребенка, которого любит мать. Именно в этот период Рене начинает усваивать новое поведение, комплементарное по отношению к предыдущему, которое позволяет ее Я постепенно реконструироваться. Это поведение начинает организовываться вокруг процесса имитации.

Известно, что Болдуин рассматривает имитацию как один из двух источников осознания себя и другого — первым источником является проекция. Согласно этому автору, ребенок начинает осознавать себя, имитируя поведение других. И Пиаже в своей замечательной книге «Формирование символа у ребенка» [9] Jean Piaget . La formation du symbole chez l’enfant. Actualites pedagogiques et psychologiques. Neuchatel: Delachaux & Niestle. излагает генезис имитации и ее эволюцию, которая состоит из шести стадий. Если выдающийся швейцарский генетик делает акцент преимущественно на тесные связи между эволюцией имитации и эволюцией интеллекта, то он также показывает, но в более имплицитной манере, имитацию в ее связи с осознанием себя. На первичном уровне ребенок имитирует лишь движения, которые он в состоянии выполнять спонтанно, следовательно адаптации к новым моделям не происходит. При перемещении в аффективный план мы можем констатировать, что так же обстояло дело и с молодой Рене. Мы только что установили, что благодаря процессу проекции больная смогла начать есть самостоятельно. Фактически Рене копировала сама себя, копируя Иезекииля, являвшегося ее символом. Сначала она спроецировала собственные потребности и желания на куклу Иезекииля, а затем стала подражать ему, воспроизводя свое собственное поведение. Этот же феномен Пиаже отметил у маленьких детей двенадцати-восемнадцати месяцев, когда они проецируют собственные действия (питье, еда) на животных, а потом имитируют их, воспроизводя собственные движения. Пиаже называет эту стадию эволюции символа «стадией проекции имитационных схем». Разумеется, основное значение в проекции у маленького ребенка имеет игровой элемент. Однако наибольшей интерес для понимания шизофренического Я состоит в том, чтобы увидеть соответствие между конструкцией инфантильного Я и реконструкцией психотического Я. И то и другое проходят идентичные стадии с феноменологической и структурной точки зрения, но — глубоко различные с точки зрения функциональной.

Пришло время исследовать функцию процесса собственно имитации в генезисе Я Рене.

До сих пор Рене имитировала лишь своего двойника Иезекииля, т. е. воспроизводила свое собственное поведение, предварительно спроецированное на куклу. Теперь же имитация объекта начинает меняться. И это изменение говорит о шаге вперед по сравнению с предыдущей стадией. Но репродукция желаемого поведения, спроецированного на свой символ, не означает еще никакой аккомодации к объекту. Имитация еще путается с ассимиляцией и с пресимволическим магическим участием.

Однако на этой новой стадии своей эволюции Рене использует как модель для подражания свою мать, в данном случае меня. Здесь имитация устанавливается по-настоящему как независимая функция. Необходимо, однако, понимать, что если Рене начинает имитировать мать, то подражает ей не как «автономной личности», в любом из аспектов ее поведения, — ее подражание распространяется только на модели поведения, непосредственно связанные с ее глубинными потребностями. Как следствие, она ограничивается строго областью принятия пищи.

Вместо того чтобы продолжать оставаться пассивной перед мамой-кормилицей, как она это делала раньше, Рене начинает ее имитировать. Так, за столом она повторяет каждую произнесенную мной фразу и копирует каждое мое движение. К примеру, когда я, гладя ее по щеке, говорила: «Пей молоко, моя дорогая», Рене несколько раз повторяла: «Пей молоко, моя дорогая. Пей молоко, моя дорогая» — и дотрагивалась до своей щеки. Она произносила эти фразы с важностью, придавая им мои интонацию и звучание. На этой стадии мы обнаруживаем лишь сенсорно-двигательную вербальную имитацию, которая вызывает путаницу между Я Рене и Я мамы-аналитика. Что касается непрерывного повторения одних и тех же фраз, мы можем объяснить это работой по ассимиляции и фиксации сымитированного поведения.

В тот период Рене имитирует некоторые из моих движений, которые ее интересуют, с тем чтобы заставить меня выполнять их. Маленькая пациентка как будто придает своим движениям причинный смысл, призванный повлиять на человека, которого она хочет заставить действовать. Так, когда Рене хотела, чтобы я накрыла ее одеялом, она два или три раза совершала движения, которые обычно делают, расстилая покрывало, и при этом она пристально смотрела на меня. Имитация в данном случае использовалась как действие, которое должно было заставить другого, важного для нее человека произвести желаемое действие. Необходимо сразу сказать, что эти действия очень похожи на те, что Пиаже описал у восьми-девятимесячных детей и которые он назвал «схемами действия» или «схемами, продлевающими действие интересного спектакля».