Сергей Расторгуев - Управление Вселенной. Женщина и Вселенная

Тексты до встречи ничего не значат [40] «Вначале было слово, но слово было у Бога»- т. е. изначально был физический мир (Бог), встреча с которым и породила социальный мир; мир, управляемый словом. В контексте же данной работы и мир и слова были всегда, но чтобы слова звучали, их надо выбивать из камня, лежащего в основании жизни. .

Если встречи пусты, то и тексты после таких встреч тянут не бо лше, чем на…: «Думаю о тебе, твой, Лапочка». Взрыва не произошло. А значит, не было чуда, которое сделало бы из Лапочки волшебника.

Тексты до встречи ничего не значат, но потом они начинают править всеми теми, кто их понимает.

Итак, вначале были встречи. Встречи с Богом, с природой, друг с другом, мужчины с женщиной, а женщины с мужчиной. Притяжение, возникшее от этих встреч, нуждалось в поддержке слов. И вот тогда произносятся слова. Они оформляются в тексты, сложность которых возрастает, если остается потребность во встречах, с людьми, с предметами мира, с самим собой. И эти слова считаются семенем социального мира, социального человека.

А начиналось-то все с первой случайной встречи:

— Эй, ты, иди сюда! — Наверное, вначале этого было достаточно, чтобы он или она шли сюда, если этого требовала происшедшая встреча.

— Приходи вечером на сеновал, не пожалеешь! — Если фраза сказана после того, как произошла встреча глазами, то ответ будет «Да». А иначе — «Хорошо, но со мной придут два брата кузнеца… боксера, каратиста», а проще: «Пошел вон!»

— Вы позволите пригласить Вас на танец?! — Если фраза сказана после того, как произошла встреча глазами, то ответ будет «Да».

— Я хочу от тебя ребенка! — А эта фраза много опаснее, чем «Вы позволите пригласить Вас на танец?!». Здесь надо либо солгать (согрешить), либо изменить свою жизнь, т. е. стать другим.

И только когда-то потом, когда всё, что попроще, стало обыденностью, а оставшаяся тайна требовала хоть каких-то объяснений, появилось: Я помню чудное мгновенье! Появилось одновременно, как отчет о проделанной работе и как заявка на завтрашний день.

Но это еще не конец, это промежуточная станция. Разгадка тайны требовала все более и более совершенных техник.

Разбойник уже не мог открыть украденный ларец простой отмычкой. Он вынужден был становиться творцом или проститься с тайной и простенько удовлетворять свою потребность, размышляя: А помню ли я чудное мгновенье?

Так и весь наш социальный мир, со своими технологиями, открытиями, войнами, поражениями и победами, высочайшими взлетами человеческого духа ищет свои слова, потому что встреча произошла. И теперь нужны слова, облеченные в команды. И эти команды уже отдаются тысячелетиями, все более усложняясь. Усложняясь, потому что мы ищем разгадку. Потому что отмычки, в виде учения о прибавочной стоимости или рекомендаций международных финансовых институтов уже недостаточно для проникновения в суть происходящего с нами.

Проникнуть в Тайну — значит стать творцом, потому что творец создал эту тайну. Именно творчество позволяет находить все новые и новые способы приближения к тайне. Но пути эти становятся все сложнее и все более оторванными от природной сущности человека. В социальном мире только цепочки из слов, связанных между собой синтаксическими правилами и смыслами, способны возрастать в ходе описания мира, что они и делают. Возрастать — значит нести в себе все более сложный и сложный мир, все более сложное представление о б это м мир е и, в конце-то концов, все более сложную команду по преобразованию мира.

Способность Наблюдателя заключается как раз в уровне сложности понимаемой им команды. Наблюдатель ищет эту команду, пытается вобрать ее в себя и исполнить!

Согласно теории Вс. Вильчека, наше научное и промышленное производство зиждется исключительно на творческом начале и погоняется им. Он так объясняет происходящее [41] Вс. Вильчек «Алгоритмы истории». Политический клуб "Альтернатива". Журнал "Нева", № 7, 1990. : «Итак, предприниматель нанимает одного квалифицированного работника — искусного ремесленника, отпавшего от корпорации, средневекового цеха, и десять несчастных, выброшенных из деревни в город, ничего здесь не умеющих делать люмпенизированных крестьян. Первый работник изготавливает некую вещь, разложив процесс на элементарные операции, остальные десять рабочих копируют, репродуцируют, "тиражируют" его действия. Это, мы замечали, удается тем лучше, чем полней в их труде подавлено творческое начало, чем проще, бессодержательнее их труд. Но за день все работники вместе изготавливают одну плюс десять неотличимых друг от друга вещей. Предприниматель несет их на рынок и продает по цене оригинала, в котором, согласно трудовой концепции стоимости, воплощен марксов "сложный" труд. Затем расплачивается с работниками. Первому отдает полную стоимость изготовленной им вещи (за вычетом издержек сырья и тому подобного), то есть полную стоимость его труда. Остальным платит значительно меньше — не больше, чем нужно для воспроизводства рабочей силы. Разницу — прибыль — кладет в карман. Откуда взялась эта выручка — не секрет: это присвоенная предпринимателем разность между стоимостью "сложного" и "простого" труда, помноженная на десять, то есть реализованная и присвоенная стоимость особой искусности, знания, отчужденного у квалифицированного работника».

Обратите внимание на ключевую фразу: « это присвоенная предпринимателем разность между стоимостью "сложного" и "простого" труда, помноженная на десять».

Здесь «сложный» труд выступает как продукт творчества. И по ходу жизни он становится все сложнее и сложнее, потому что обязательно находятся неудовлетворенные чудаки, искусные ремесленники, которых не устраивает то, что есть, или которым что-то не дадено, или которые ищут Бога, себя, свою принцессу. Они рождают все более и более сложное описание мира, и, в результате, человечество все выше и выше взбирается на древо Жизни.

Чтобы превратить сложный труд в простой, нужно уметь сложную команду разложить на множество простых. И это должна делать система управления. А значит, она сама должна обладать определенной сложностью, и ее сложность должна расти вместе со сложностью команды. Стоит разрушить управляющий механизм — сразу мощный откат назад. Раз удалось разрушить — значит, что-то не так в основе подсистемы управления. А потом опять все заново, если позволят конкуренты.

Управление системой предполагает доведение команды до каждого элемента системы, имеющего хоть какое-либо отношение к выполнению этой команды в части его касающейся.

Человек встал со стула и потянулся. Казалось бы элементарное событие, но в нем задействованы все клетки организма. Совершенное действие коснулось всех и каждого. Даже те клетки, которые вроде бы не причем, оказались перенесенными в другую точку пространства.