Алис Миллер - В начале было воспитание

«Следующее стихотворение Сильвия написала в 14 лет. Она рисовала натюрморт, и когда закончила рисунок, то сразу же показала его нам. Уоррел, Грэмми и я были просто поражены. Тут в дверь позвонили, Грэмми сняла фартук, машинально бросила его на картину и пошла открывать дверь. Увидев, что весь рисунок смазался, Грэмми чуть не заплакала, но Сильвия сказала ей: „Не бери в голову, я сделаю все заново“. В тот же вечер она впервые написала стихотворение с трагедийным подтекстом „Я думала, что я неуязвима“, которое и было инспирировано описанным событием .

Мистер Крокет, обучавший Сильвию английскому языку, показал стихотворение одному из своих коллег, который сказал: „Даже не верится, что такое юное создание способно на такие переживания“. Когда я передала эти слова Сильвии, она шаловливо улыбнулась и сказала: „Пусть каждый толкует стихотворение на свой манер. Это его право“» (Plat, 1975, S.28).

Если такой чрезмерно эмоциональный ребенок, как Сильвия, чувствует, что для ее матери жизненно важно считать, что причиной страданий дочери стала нелепая история с натюрмортом, а не разрушение подлинного Я девочки , лишенной возможности в разговоре с матерью выразить свои подлинные переживания, она будет тщательно скрывать от нее свои подлинные ощущения. После прочтения писем Сильвии начинаешь это понимать. Строки стихотворения «Стеклянный колокол» (1978) позволяют почувствовать подлинное Я Сильвии, погибшее в результате ее самоубийства. А вот мнимому Я мать воздвигла памятник, издав книжку писем дочери.

После прочтения этих писем становится ясно, что такое суицид. В ряде случаев это единственно возможный способ выражения своего подлинного Я. Многие родители поступают так же, как и мать Сильвии Плат. Они отчаянно пытаются вести себя «правильно», и поведение их детей должно подтвердить, что они хорошие родители. Они пытаются «правильно воспитывать детей», т.е. давать им не слишком мало и не слишком много, стремятся к тому, чтобы дети были послушными, чтобы у них выработалось чувство долга. Но тем самым они лишают себя возможности понять, что творится в душах их детей. О какой эмпатии может идти речь, когда я всецело одержима желанием быть только хорошей матерью и не думаю больше ни о чем! Естественно, ребенок не может встретить у такой матери никакого сочувствия. Вот несколько примеров неправильного поведения родителей.

Зачастую родители упорно не замечают фрустрации ребенка, т.к. их самих с детства приучили не воспринимать это состояние всерьез. Но иногда они просто делают вид, что ничего не замечают , искренне полагая, что это лишь на пользу ребенку.

Порой они пытаются убедить его не верить собственным глазам и ощущениям и ни в коем случае не полагаться на опыт первых детских лет. Они думают, что дети, узнав правду, будут страдать нервными расстройствами, но не понимают, что неврозы возникают именно из-за невозможности узнать правду. Вот один пример: младенца, который из-за врожденной патологии не может сам сосать грудь, связывали по рукам и ногам и кормили насильственно. Мать затем из самых лучших побуждений скрывала эту «тайну» от своей взрослой дочери. Но ведь подсознательно дочь всегда помнила о способе кормления, напоминавшем пытку, и это не могло не найти выражения в симптомах расстройства ее психики.

Таким образом, если первый тип материнского поведения обусловлен вытеснением детских эмоций в подсознание, то второй — нелепыми представлениями о возможности исправить прошлое, умалчивая о нем.

В первом случае мать руководствуется принципом «этого не может быть потому, что этого не может быть никогда», а во втором — «если не говорить об этом, значит, этого никогда не было».

Чрезмерно эмоциональный ребенок подобен глине в руках скульптора и всей душой воспринимает родительские заповеди. Его можно заставить приспособиться к чему угодно, но есть некий фактор, который родители подчинить себе не могут. Я бы назвала его телесной памятью. Он выражается в телесных недугах, ощущениях и иногда во снах. Психопатия и неврозы — другая, непонятная для окружающих форма выражения истинного душевного состояния. Эти заболевания крайне обременительны как для самого больного, так и для общества в целом. Но ведь естественные реакции ребенка на жестокое обращение были когда-то обременительны для родителей.

Я уже неоднократно подчеркивала, что опасна не сама душевная травма, а вытесненные в подсознание чувство отчаяния, которое возникает из-за невозможности рассказать о своей боли. Ведь запрещается не только проявлять, но даже испытывать такие чувства, как гнев, ярость, отчаяние, горечь, нельзя естественно реагировать на унижения и оскорбления. Тем самым очень многих можно довести до самоубийства, поскольку без выражения подлинного Я жизнь теряет всякий смысл. Разумеется, родителей также нельзя ни к чему принуждать и 8 заставлять переносить то, чего они вынести не могут. Однако нужно с постоянно внушать им следующую мысль: причиной душевных заболеваний детей являются отнюдь не сами страдания, а вытеснение вызванных ими ощущений в подсознание ради душевного спокойствия родителей.

Фрустрация — не позор и не яд. Вызванная ею душевная боль — вполне естественная человеческая реакция. Но если на выражение чувств горечи налагается вербальный или невербальный запрет или в соответствии с принципами «черной педагогики» воспитатели применяют насилие, чтобы воспрепятствовать выражению этого чувства, то тем самым человеку не дают возможность развиваться естественным путем и создают предпосылки для возникновения у него нервных и психических заболеваний. Мы помним, что Адольф Гитлер с гордостью рассказывал, что ему однажды удалось, ни разу не вскрикнув и не заплакав, сосчитать, сколько ударов нанес ему отец. Он утверждал, что отец оценил его стойкость и никогда его больше не бил. Я думаю, что так быть не могло, и Адольф Гитлер просто выдавал желаемое за действительное. Ведь Алоиз бил сына вовсе не потому, что его раздражало поведение Адольфа. На насилие его толкало сохранившееся с детства в подсознании чувство униженности, которое он раньше не мог открыто выразить. То есть Гитлер просто фантазирует. Он утверждает, что, начиная с определенного момента, больше не подвергался побоям, и это не случайно. В этот момент ему удалось «задавить» в себе душевную боль, и он отождествил себя с насильником-отцом. Многие мои пациенты сначала также не могут припомнить, что происходило с ними в детстве, и лишь после «пробуждения чувств» память о детских годах «возвращается».