Алексей - О «дедовщине»: взгляд социального психолога

Но картинка неверна. Армия — не НИИ и не завод, и различие очевидно: в социальной психологии оно называется «характер членства в группе». Все дело в том, что солдат не вправе под угрозой уголовного преследования по собственной воле покинуть «родной армейский коллектив». Забавно, что в стандартных советских учебниках социальной психологии (по крайней мере, до начала 90-х) характер членства вообще не рассматривался как классифицирующий признак, и сам термин groups compulsory in membership я впервые обнаружил в американских пособиях.

«Группу принудительного членства» (далее ГПЧ) следует отличать от так называемой «закрытой группы» — то есть просто «группы, из которой нельзя выйти». Отличие тонко, но существенно: сам термин «закрытая группа» возник при изучении специфики самоощущения и групповых взаимодействий внутри экипажей затертых льдами полярников, космонавтов и прочих отрезанных на долгое время от мира сообществ. И наши, и западные исследователи обнаружили у членов таких групп нарастающую фрустрацию и депрессию, а также разработали множество методик, как с этими вредными явлениями бороться.

Таким образом, «закрытая группа» — группа, в которой люди вынуждены долгое время держаться вместе ввиду явной враждебности внешней, чаще всего физической среды (космоса или полярных льдов).

Группа же принудительного членства — это группа, участники которой вынуждены оставаться вместе под давлением «более широкой социальной организации», причем эта самая «более широкая организация» одновременно диктует участникам и группе в целом определенные цели и способы достижения этих целей. Проще говоря, «закрытая группа» — продукт воздействия внешней физической, а ГПЧ — внешней социальной среды.

Рассматривая армейское подразделение (АП) под социально-психологическим углом зрения дальше, отмечаем, что мы имеем дело не только с группой, но и с организацией. Т. е. она создана не самими участниками, а задана извне, с целями и правилами функционирования, которые совершенно не обязательно должны разделяться участниками. Этим АП отличается от, к примеру, группы друзей, выехавшей на шашлыки или выступившей в многодневный поход.

И этим, конечно же, оно напоминает любую другую организацию — банковское отделение или отдел в крупной корпорации: некие «правила распорядка», приказы, обязательные для исполнения, порой — требование ношения определенной формы одежды. Здесь разница — в «знаке» так называемой «мотивации участия». Для клерка «более широкая социальная организация» вынуждена создавать «положительную мотивацию» (деньги, престиж, продвижение по службе и т. п.), в то время как для солдата/матроса главную роль играет собственно принуждение — т. е. страх испытать санкции за отказ от участия. Таким образом, «армейский коллектив» это одновременно и ГПЧ, и ОПЧ (организация принудительного членства, т. е. использующая «негативную мотивацию участия»).

Наконец, современный «армейский коллектив» — это ТОТАЛЬНАЯ ГРУППА (ТГ). Этим термином обозначается социальная группа, участники которой вынуждены в течение длительного времени общаться почти исключительно друг с другом. Как мы знаем, обитатели казармы проводят в самом тесном контакте не только дни, но и ночи в течение 2-х, а то 3 лет (флот). При этом общение с другими людьми ВНЕ казармы для них в этот период серьезно затруднено, а иногда (отдаленные гарнизоны, корабли в походе, подводные лодки) и вовсе невозможно.

Особенность «тотальных групп» в том, что в них гораздо быстрее идут процессы т. н. «групповой динамики» — т. е. самоопределения членов группы относительно друг друга, групповой идентификации и прочего. Эта особенность активно используется в некоторых школах групповой психотерапии — когда участников психотерапевтических групп на долгие часы, а то и дни изолируют в комнате наедине друг с другом и ведущим группы, без права покидать группу даже ненадолго (участники, покинувшие группу, лишаются возможности возврата и теряют все уплаченные деньги).

Итак, «армейский коллектив» в современной российской армии — весьма специфическое образование с точки зрения социальной психологии. Это организация принудительного членства, реализованная в форме тотальной группы принудительного членства. Есть все основания полагать, что внутригрупповые процессы в такого рода образовании должны также протекать достаточно специфично и бурно.

В следующей части мы поговорим уже о собственно «дедовщине» как одной из наиболее распространенных форм групповой динамики в ГПЧ армейского типа — и заодно сравним ее с характерной динамикой в ГПЧ тюремного типа.

Гаупттвахта — средство «дисциплинарного взыскания», применявшееся в России еще в царской армии, успешно перешедшее потом в армию советскую, а из нее — в российскую. По сути, это аналог внутренней армейской тюрьмы. Командир, желавший наказать солдата или сержанта за какой-либо серьезный дисциплинарный (но не уголовный) проступок, вплоть до 2002 года мог своим приказом арестовать его и отправить отбывать наказание на гауптвахту. Ненадолго — 3,5, 15 суток… В июле 2002 года гауптвахту у нас отменили приказом Министерства обороны, и все упоминания о ней убрали из Уставов внутренней и караульной службы.

В качестве обоснования приводилась… общая демократизация российской жизни и приведение ее норм в соответствие с общеевропейскими. Мол, никакому российскому должностному лицу (в том числе, понятно, и воинским начальникам) не должно быть предоставлено право единолично принимать решение об аресте: ведь сказано же, что «никто не может быть лишен свободы иначе как по решению суда». Правда, вроде бы, в американской Конституции… Но и в нашей определенно есть что-то похожее. Министерство обороны, очевидно, поставленное перед выбором — или вводить в воинских частях суды, или отменять гауптвахту вовсе — остановилось на последнем.

Такая трогательная готовность наших высокопоставленных военных выполнить требования правозащитников, безусловно, изумляет. Однако обсудим это позже — а пока остановимся на этом, «благополучно отмененном» явлении армейской жизни (тем более, что в целом российские офицеры, как и военные прокуроры, восприняли отмену гауптвахты, мягко говоря, без всякого восторга, и практически с момента отмены не прекращаются попытки «вернуть ее на место»; подтверждения легко найти в интернете).

Среди солдатских баек истории типа «А вот какая у нас была гауптвахта!..» играют довольно заметную роль. Часть из них попала на страницы перестроечных изданий на пике интереса к «армейской» тематике. Сам я в свое время, еще будучи студентом психфака МГУ, опросил (то есть провел глубинные интервью) с примерно четырьмя десятками студентов родного Университета и еще нескольких ВУЗов, прошедшими армейскую «школу жизни» в период 1985–1989 гг. Парни отслужили буквально где угодно и как угодно — во всех родах войск и во всевозможных местностях. В моей «коллекции» — связисты, артиллеристы, матросы, подводники, пограничники, ПВО-шники, обслуга аэродромов, «военные советники», стройбатовцы и т. д.; рядовые, ефрейторы, сержанты и старшины; проходившие службу в Москве, за Полярным Кругом, на границе с Китаем, в пустыне Гоби, на Кубе, в ГСВГ, в Венгрии, Польше и, конечно же, в Афганистане. Материалы опроса легли в основу моей дипломной работы «Групповая динамика в группах принудительного членства». В дальнейшем изложении я буду часто опираться на данные, полученные в результате этих интервью…