Казимеж Обуховский - Психология влечений человека

Но тут возникает одно сомнение. Конечно, знание упомянутого отношения Яна позволяет предположить, что он любым способом постарается отклонить идею друга, но не объясняет, почему он избрал эту, а не иную форму отказа. Ведь он имел, казалось бы, возможность выбрать другие способы выражения своего отрицательного отно­шения: мог пригласить к себе для разговора автора про­екта и раскритиковать его, мог публично высмеять идею и, используя авторитет, который обеспечивает его поло­жение, не допустить дискуссии и т. д. Каждому такому виду поведения соответствовал бы иной мотив, который Ян, разумеется, сконструировал бы в упомянутых случа­ях, и все эти мотивы согласовывались бы с его отрица­тельным отношением к новым идеям. Если, однако, он поступил так, как было описано выше, возникает вопрос, почему эта установка актуализовалась именно в таком, а не ином мотиве, обосновывающем это поведение? Каза­лось бы, зная только отрицательную установку Hiiaav отношению к новым идеям, мы не сумеем в дальнейшем представить себе его конкретного поведения в данной си­туации, и, следовательно, можно сомневаться, действи­тельно ли установки вносят что-то новое в наще понима­ние механизма поведения.

На это мы отвечаем, что действительно знания одной установки недостаточно для выяснения мотива и дейст­вий Яна. Нужно обратить, однако, внимание на то, что в рассматриваемой ситуации участвовало несколько уста­новок Яна, кроме той, о которой перед этим шла речь. Только все эти установки, вместе взятые, объясняют нам способ его поведения. Во-первых, Ян был другом автора проекта, то есть занимал по отношению к нему положи­тельную позицию. Эта подробность объясняет, почему он не мог критиковать автора проекта в частном разговоре, выступая по отношению к нему в качестве строгого на­чальника. Во-вторых, Ян занимал высокое положение, и рассмотрение проектов входило в его служебные обязан­ности. Известно также, что к своим обязанностям Ян всегда относился серьезно, то есть имел положительную установку.. Этим объясняется то, что Ян не мог просто умолчать об идее, но должен был для такого шага поды­скать какое-нибудь обоснование и нашел его в мотиве оказания помощи другу путем сокрытия идеи, которая его якобы компрометировала. Обе эти установки объясняют также, почему Ян публично не высмеял идеи, авторитет­но не допуская дискуссии о ней: это не согласовывалось бы как с положительной установкой по отношению к при­ятелю, так и с серьезным пониманием своих служебных обязанностей. Наконец, известно, что Ян считался также и с общественным мнением, а такой способ поведения мог быть подвергнут критике, следовательно, не соответствовал бы этой установке.

В конце концов, как мы видим, Ян, желая отклонить проект друга, не имел такого большого, как казалось бы, выбора, ни способов поведения, ни мотивов, обосновываю­щих это поведение. Только сокрытие идеи, мотивирован­ное оказанием помощи другу, соответствовало всем его установкам, другие же способы решения вопроса автома­тически исключались, как противоречащие какой-либо из них. Таким образом можно сделать вывод, что знание со­вокупности установок в отношении определенной ситуации позволяет объяснить и то, почему человек в этой си­туации ведет себя так, а не иначе и почему тем, а не иным способом обосновывает свое поведение, то есть вы­бирает именно такой мотив.

На знание установок мы опираемся часто в практи­ческой жизни, пытаясь предвидеть чье-нибудь поведение, например когда говорим: «X, может быть, и хотел бы при­нять участие в этом мероприятии, но, наверное, не сде­лает этого, поскольку любит удобства. Он, конечно, ре­шит, что его положение ему этого не позволяет». Или: «X не сможет привести такой причины своего поступка, так как очень уважает правовые предписания». Эти вы­сказывания отражают нашу убежденность в том, что дан­ный индивид может принять только такие мотивы, по­скольку он определенным образом относится к данным объектам и явлениям, другие же мотивы противоречат его установкам и могут вызвать у него внутренний кон­фликт. Не следует при этом, конечно, считать, что моти­вы всегда выполняют защитную роль и человек не имеет возможности выбрать мотив, соответствующий действи­тельности. Когда мотив, согласующийся с подлинными причинами нашего действия, будет соответствовать так­же нашим установкам, не возникнет никаких препятст­вий для его правильного формулирования.

Из сказанного следует, что установки человека опре­деляют как его действие в данной ситуации, так и спо­соб обоснования этого действия, или мотив, который он выдвигает в связи с этим действием. В данном случае нас интересует главным образом второе. Можно предполо­жить, что установки автоматически исключают все моти­вы, противоречащие одной из них или же большей их части, оставляя только мотивы, допустимые с точки зре­ния совокупности отношений личности. Механизм этот можно назвать «механизмом исключения мотивов». Он является, несомненно, сложным, и действие его бывает иногда более, а иногда менее осознанным. Он может иметь те или иные формы в зависимости от характера ситуа­ции, от того, какие в данном случае действуют установ­ки, от уровня умственного развития человека, его обще­ственных отношений, роли, которую он играет в своей группе, и требований, которые предъявляет ему окру­жающая среда. Можно, однако, считать, что влияние ус­тановок на мотивы регулируется одним и тем же основным механизмом, то есть исключением мотивов, противо­речащих установкам.

Исходя из этого можно более детально определить связь, которая возникает между установкой и мотивом. Мы можем считать мотив известным компромиссом меж­ду установками личности, входящими в состав комплек­са позиций, относящегося к данной ситуации. Мотив, та­ким образом, можно определить как формулировку средств и цели действия, находящуюся в соответст­вии или в минимальном противоречии со всеми установ­ками, связанными с ситуацией, к которой относится мотив.

Следует подчеркнуть, что ход исключения мотивов в большой степени зависит от согласованности установок личности, касающихся определенной ситуации. Они мо­гут быть противоречивыми, как, например, у того, кто любит женщину и одновременно испытывает к ней не­приязнь или желает того, что вызывает презрение. Не­однородность установок может значительно затруднить процесс формулирования и принятия мотива, обосновы­вающего поведение по отношению к предмету такой люб­ви или такого желания.

Можно привести и другие примеры. Представим себе человека смелого, то есть без выраженной установки страха перед опасностью, социально активного, с силь­ной отрицательной установкой в отношении всякого рода несправедливости, и допустим, что он находится в ситуа­ции, когда бьют слабого. Мы имеем тут случай однород­ности установок, участвующих в данной ситуации, — вы­бор мотива здесь быстрый и решительный: слабого нуж­но защищать всеми средствами. А теперь допустим, что в такой же ситуации оказался кто-то другой, также со­циально активный, но боязливый, то есть характеризую­щийся установкой страха перед угрожающей ему опас­ностью. При такой неоднородности установок, одна из которых требует, чтобы он вмешался в ситуацию, а дру­гая — чтобы остался в стороне, выбор мотива будет значи­тельно более трудным. Если при этом обе установки, при­нимая во внимание общественную обязанность и опас­ность, будут одинаково сильными, может возникнуть вре­менная неспособность выбрать мотив и человек останется равнодушным свидетелем общественной несправедливо­сти, с чувством внутреннего разлада: презрения к себе и вместе с тем легкого удовлетворения оттого, что удалось избежать опасности.