Казимеж Обуховский - Психология влечений человека

Но и в этой ситуации можно в конце концов найти мотив, согласующийся с обеими установками. Человек мог бы, например, быстро удалиться, мотивируя это тем, что для решения вопросов общественной безопасности су­ществует милиция, гражданин же не должен по своей инициативе принимать никаких мер, а только как можно быстрее сообщить о случившемся первому встретившему­ся милиционеру. Пожалуй, противоречие между отдель­ными установками не всегда столь отчетливо, иногда его, в общем, трудно заметить и нужна определенная специ­фическая ситуация, чтобы оно проявилось со всей остро­той. В качестве примера могу привести случай из соб­ственной практики.

Л. О., ипохондрик, озабоченный состоянием своего здоровья, любит комфорт и покой, работает в народном совете, добросове­стно выполняя свои обязанности. Всегда мечтал создать семью, очень хотел иметь детей. Легко нашел заботливую женщину. Не­которое время «оба были счастливы, физически он чувствовал себя лучпге. И тот и другая были удовлетворены выбором. Че­тыре месяца спустя жена Л. О. забеременела, и тут ситуация сра­зу изменилась. Л. О. стал очень капризным, агрессивным. С жа­лобами на головные боли он начал посещать консультацию пси­хического здоровья. Несколько раз из-за болезни освобождался от работы. Неделями лежал дома и требовал особой заботы, не обращая внимания на состояние жены, которая плохо переноси­ла беременность. Несколько месяцев находился в санатории, но без всякого улучшения. Состояние, пожалуй, даже ухудшилось.

Когда родился ребенок, атмосфера в доме стала невыносимой для обоих. Жена не могла и не хотела дальше терпеть его пове­дение. В семье наступил полный разлад. После нескольких острых конфликтов Л. О, покинул семью.

Что же случилось? Психологический анализ показал, что Л. О., воспитанный бабушкой, приобрел еще в детстве стойко укоренившуюся из-за стиля воспитания установку, выражавшую­ся в выборе спокойных, «комфортабельных» ситуаций, когда он, безусловно, является первым лицом и сосредоточивает на себе внимание окруясающих. Ребенком он был болезненным и каприз­ным. Мать его была такой же. Жизнь семьи заключалась в забо­тах о ней, о ребенке и об их здоровье.

В первые годы целости условия жизни принудили Л. О. к самостоятельности. Бабушка уже одряхлела, мать покинула дом, отец не принимался во внимание. Начало самостоятельной жизни Л. О. было трудным. Он не сумел получить диплома или конкрет­ной профессии. На быстрое продвижение по службе, исключая обычные повышения, не мог рассчитывать. У Л. О. смутно, но часто возникала мысль, что достигнутое — предел возможного для него. Именно тогда он начал мечтать о создании семьи, о теплой, уютной обстановки, о любящей в заботливой жене, семье, кото­рая стала бы воплощением воспоминаний его детства. По его мысленной схеме такая семья в принципе должна была иметь ребенка. Характерно, однако, то, что, думая о будущей семье, Л. О. не представлял себя в роли отца и не задумывался над обя­занностями, которые ему придется выполнять. Семья была для него символом душевного тепла и постоянства, поэтому он так тосковал о пей в своей холостяцкой жизни. Его положительная установка по отношению к семье и ребенку имела, следователь­но, в сущности эгоистический характер, то есть предметом его мечтаний была не семья как таковая, но собственное удобст­во, которое семья должна была ему обеспечить.

Мы видим, что у Л. О. в момент женитьбы действовали две установки, возникшие в разные периоды жизни: одна положи­тельная по отношению к собственному удобству и другая мни­мо положительная по отношению к семье и ребенку. Пока Л. О. не имел семьи, противоречие между этими установками не обна­руживалось, более того, они дополняли друг друга, ибо ведь имен­но ребенок должен был стать фактором, способствующим семей­ному теплу, а тем самым — большему удобству Л. О. Только ког­да Л. О. стал главой семьи и над ним все больше начали тяготеть обязанности, когда внимание жены сосредоточилось на ребенке, а он сам должен был отойти на второй план или подняться до роли сотоварища с ее особой ответственностью, только тогда об­наружилось, что семья с ребенком не обеспечивает личного удоб­ства, и скрытое противоречие между его установками стало яв­ным. Л. О., чтобы обрести внутреннее спокойствие, должен был изменить либо ту, либо другую установку: или отказаться от лич­ного удобства и посвятить себя семье, или отказаться от семьи и решиться на одиночество. Он избрал одиночество, но чувствует себя в настоящее время очень несчастным. Это произошло пото­му, что установка, которая в данной ситуации склоняла его к поиску более удобной среды, чем семья, оказалась сильнее. По­скольку, однако, его установка, связанная с наличием детей, была также сильной и к ней присоединялись дополнительно установки, касающиеся обязанностей, долга и т. д., он не мог изменить ее так просто и, не будучи в состоянии отказаться от удобства, дол­жен был, яе отдавая себе в этом отчета, идти на компромисс и соответственно этому избрать мотив своего поступка. Сам Л. О. говорит об этом так: «Я должен «заботиться о своем здоровье, по­тому что больной ничего не стою. В связи с этим я не могу, к сожалению, исполнять домашние обязанности, конечно, времен­но. Пока жена должна справляться сама. Когда я буду здоров, а она поймет свои ошибки, я вернусь». Таков его мотив.

Кроме того, он утверждает, что не годится в отцы и совершил ошибку, создав семью. Ситуация в доме глубоко его огорчает, но он слишком болен и ничего не может сделать. Упрекает жену, утверждая, что она должна была в отцы своего ребенка выбрать сильного, здорового мужчину, и тоща у нее не было бы хлопот.

В этом случае, как я полагаю, отчетливо видно, что мотив, указанный Л. О., был единственным мотивом, который в такой ситуации мог быть принят без опасения сильных внутренних кон­фликтов. Более того, этот мотив позволяет Л. О. считать себя обиженным судьбой.

Посмотрим, что случилось бы, если бы Л. О. сконст­руировал откровенный мотив: «Уйду от жены, потому что обязанности отца и кормильца семьи тяготят меня». Или: «Покину дом, потому что никто здесь обо мне не забо­тится, у меня одни только обязанности». Поставив во­прос так ясно и недвусмысленно, Л. О. должен был бы признать себя, согласно другим своим установкам, откро­венным подлецом, а это не слишком приятно, и с таким убеждением трудно жить. Установки Л. О. исключали формулирование подобного мотива.

Следует, однако, заметить, что встречаются иногда люди, которые сами себя считают подлецами и которым легко доказать, что они и в самом деле подлецы. По-ви­димому, с таким мнением о себе можно жить. Тем более непонятно «бегство» Л. О. в защитный мотив.