Торвальд Олафсен - Научный материализм [СИ]

Безусловно, возможность для каждого индивида свободно выражать свои мысли является обязательным атрибутом здорового общества; включение этого принципа в общественные отношения называют свободой слова. К сожалению, многие люди понимают этот термин произвольно, искажая понятие свободы слова до непродуктивных форм. Будучи невежественными в вопросах устройства бытия, они исходят только из стремления к наивысшему персональному благу и под словом «свобода» подразумевают безграничную, необузданную свободу, не обременённую ответственностью. Но существует множество ситуаций, где некоторые произнесённые слова могут навредить отдельному человеку или обществу. Безответственный человек может своими словами угнетать психику других людей, нарушать их эмоциональное равновесие, дезинформировать их, подвергая их жизнь и здоровье опасности или заставляя выполнять бесполезный труд. Очевидно, что позволение всем людям говорить что угодно — разрушительная практика для развития общества. Поскольку, как уже говорилось ранее, для каждой конкретной ситуации существует более-менее определённый способ продвижения общества к наивысшему благу, оптимальной стратегией развития будет находить этот способ, используя методы грамотного мышления, доносить его до всех людей и затем следовать ему, высказывая лишь социально нейтральную и полезную информацию или осторожно предлагая альтернативные варианты развития, приводя основания для своих версий. Бесконтрольное использование разнообразных мнений и тем более выдача их за знание несовместимы с благополучием и эффективностью. Поэтому индивид, который хорошо понял связь общественного и персонального блага, будет говорить только то, что полезно для развития общества, для остальных же людей, пока они только развиваются, свободу слова следовало бы заменить на свободу личного отношения. Это означало бы, что свободно можно высказывать только своё отношение к предметам и личностям, но нельзя навязывать людям недоказанную информацию, преподнося её в качестве знания. В таком обществе подростки знали бы, что стоит назвать товарища неполноценным, как против тебя восстанут все люди, которым это станет известно, а работники театров были бы уверены, что никто не станет ради шутки кричать посреди переполненного зала «пожар!». С заменой принципа свободы слова принципом свободы личного отношения скорость развития общества заметно возросла бы.

Когда гражданин совершает значительное преступление, суд приговаривает его к лишению свободы. Для разных преступлений предусмотрены разные сроки тюремного заключения, и размер этих сроков постоянно является предметом для споров. Дело в том, что есть тысячи видов преступлений и бывает трудно сравнивать вред, причинённый обществу в разных случаях. При этом различных тюремных сроков есть не очень много, потому что они ограничены длиной человеческой жизни; присуждение преступнику сроков тюремного заключения более сорока лет не имеют для него практически никакой разницы. Сложности обвинения и различные уловки защиты дополнительно делают связь между виной и наказанием мало очевидной, и периодически случается, что человек, укравший тысячу долларов, убийца и человек, укравший сто миллионов долларов, отбывают одинаковый срок. Такое состояние вещей не соответствует интуитивному представлению большинства людей о справедливости и вызывает у граждан вопросы, работает ли служба исполнения наказаний оптимальным образом. К тому же для двух разных людей перспектива провести три года в тюрьме выглядит совершенно по-разному, имеет очень разный воспитательный эффект, а для некоторых людей это обернётся непоправимой психологической травмой и неспособностью вернуться к нормальному образу жизни. В тюрьме кто-то превратится в рецидивиста, а кто-то раскается и вернётся к гражданской сознательности уже в первые месяцы. Обычно большинство таких факторов никак не учитываются, и стандартная возможность для большинства заключённых быть освобождёнными условно-досрочно во второй половине срока не соответствует всему многообразию различных ситуаций и не оптимально служит интересам общества.

Причина такой неэффективности заключается в том, что создатели и реформаторы пенитенциарных систем разных государств не жили в условиях развитого общества и не владели прогрессивной общественной теорией. Первичные цели, которые ими преследовались — изолировать опасных преступников от добропорядочных граждан и сделать их содержание по возможности экономичным. Со временем биологическая задача также неизбежно подсказала бизнесменам и чиновникам вторичную цель — заработать на рабском труде заключённых. Пока правители не чувствуют нужды в разумном объединённом обществе, эта ситуация имеет очень мало шансов измениться.

Когда существует развитая общественная теория, когда известно, что индивид, понявший проблему экзистенциального страдания и связь общественного блага с персональным благом, при благоприятных условиях убеждённо становится на путь развития и альтруизма, и когда само общество находится в таком состоянии, что способно дать реабилитированным преступникам возможность роста и признание, служба исполнения наказаний, примитивно действующая через страх, должна быть заменена на исправительную службу. В такой системе каждому заключённому должна быть предложена свобода не через определённый срок, назначенный судом, а после того, как он хорошо изучит общественную теорию, пройдёт соответствующий экзамен и затем пройдёт испытательный срок в здоровом коллективе, занятый созидательным трудом. Многократно сниженная в разумном обществе преступность при таком подходе вовсе станет исчезающим явлением, исправительных учреждений потребуется минимальное количество, а те редкие заключённые, чья деформированная психика не позволит им принять нормальную жизнь в обществе, будут получать помощь специалистов по психиатрии. Часть из них удастся реабилитировать, а оставшиеся единицы будут содержаться как опасные больные.

Семья всегда являлась отражением объективных материальных условий бытия и пластично трансформировалась с течением веков. Институт моногамной парной семьи, который в современной западной культуре всё ещё принято считать традиционным, сформировался, по мнению некоторых историков, лишь около двухсот лет назад, но уже сейчас развитые страны переходят к другой социальной модели, где браки краткосрочны, детей от них появляется очень мало и растут они очень часто лишь с одним из родителей. Те, кто прочтут эти строки в отдалённом будущем, наверняка отметят, что в их мире семья и брак устроены ещё иначе. Разумеется, переход общества к осознанному развитию не может оставить эту сферу жизни без изменений.