Роджер Смит - Чувство движения. Интеллектуальная история

Лекции Гуссерля, как и его сочинения, были стилистически громоздкими и трудно воспринимаемыми, а его философия полна запутанных нерешенных вопросов. Важной для него темой можно назвать отношения между философией и психологией – Гуссерль был влиятельным участником этой дискуссии. Его работы, посвященные логике, обеспечили ему репутацию ученого, либо отрицающего психологизм, либо неверно использующего психологические термины при рассмотрении вопросов логики [264] Эти споры, важные для истории как логики, так и психологии, были частью общей картины, на фоне которой в Германии и Австрии появилась гештальтпсихология; см.: Ash, 1995, p. 42–50. О критических замечаниях по поводу слишком свободного использования ярлыка «психологизм» см.: Araujo, 2016, p. 59, note 83. О социологическом подходе к этому спору см.: Kusch, 1995. . Принципиально он различал проекты как принадлежащие либо трансцендентальной, либо психологической феноменологии. Первый вполне можно сравнить с кантианским проектом «обоснования» разума, логически предполагаемого в рефлексирующем мышлении. Второй состоял в придании содержания эмпирической психологии. Однако, читая Гуссерля, приходишь к выводу, что сам он частенько нарушал это разграничение. Данное «нарушение» – если можно использовать слово с отрицательными коннотациями для обозначения в целом положительного шага в науке – стало еще более заметным в работах последующих феноменологов, таких как Мерло-Понти. Исследование чувств вовлекало этих ученых в решение философских вопросов, а эпистемологические исследования вовлекали философов в размышления над вопросами эмпирического характера. Гуссерль, конечно, утверждал, что «мы не говорим о кинестетическом чувстве», он скорее оперировал «кинестетическими полями», обобщив все отсылки к конституирующему (логическому) характеру чувства движения в процессе осознавания, а не к особому и локализованному (психофизиологическому) чувственному органу (ibid., p. 257) [265] См. также: Mattens, 2009. Эммануэль Левинас (Levinas, 1998, p. 147) считал, что кинестезия представляла для Гуссерля «мост» между интенциональностью психического и воплощенной субъективностью: «Кинестезия у Гуссерля есть первоначальная мобильность субъекта. Движение и хождение принадлежат самой субъективности субъекта». . Хотя Гуссерль делал различие между логикой и эмпирикой, под вопросом, однако, остается, насколько последовательно он и в большей степени те, кто шел за ним, действительно придерживались этого разграничения. Вместе с тем нам следует подчеркнуть историческую важность его внимания к воплощенному бытию чувственного мира.

Велик соблазн предположить, что воплощенность человеческой природы не подвергалась сомнению на протяжении многих веков, однако бывали времена, в том числе это относится к последним десятилетиям, когда, как кажется, возникала необходимость подчеркивать эту воплощенность. Такой современный акцент, как и более ранние, должен быть отнесен к (относительно) локальным интеллектуальным обстоятельствам и не считаться фундаментальным «открытием». Гуссерль же, как и первые феноменологи, обостренно воспринимал ситуацию, когда в 1830-е годы после краха гегелевского идеалистического синтеза было утрачено направление развития немецкоязычной философии, за этим последовало повышение статуса науки как формы познания [266] Этот долгосрочный «локальный» контекст подчеркивается в: Schnädelbach, 2009. . Поэтому феноменологам было крайне важно показать, что научная форма понимания физических чувств и тела как инструмента познания может быть инкорпорирована в новую форму философского анализа. Иначе новое направление показалось бы всего лишь очередным философским направлением, а не обновлением философии в ответ на ее призыв к универсальности. По этой причине феноменологи подчеркивали, что они действительно понимают чувственный мир как воплощенный и прислушиваются к мнению ученых. В последние десятилетия большое количество упоминаний воплощенности было вызвано резкой реакцией на исследования сознания, а особенно когнитивной деятельности, связанные с компьютерными технологиями и искусственным интеллектом, как будто ментальные процессы существуют сами по себе – sui generis. В ответ ученые еще раз подчеркнули, что ментальные процессы суть функции мозга, и заявили, что мозг, действующий в теле, и тело, действующее в мире, формируют ментальную активность.

В данном разделе мы кратко остановимся на некоторых исследованиях периода 1910–1940-х годов, в которых акцент на воплощенности был также очевиден. Психофизиология оставалась полем научного исследования, и, кроме того, все еще применялись подходы, относящиеся к естествознанию и использовавшие терминологию «силы» с целью определить место, которое занимает в мире чувство движения индивида, и тем самым перекинуть «мостик» между сознанием и телом. Философам, опиравшимся на феноменологическое осознание, было до определенной степени необходимо включить в свои исследования современные им работы по эмпирической психологии или показать, как, по крайней мере, в принципе, следует их использовать. Встав на философскую точку зрения, Уайтхед говорил о «психологическом поле», Гуссерль читал лекции о восприятии пространственности, а Бергсон прибегал к клиническим и экспериментальным исследованиям в разработке теории памяти. Впрочем, социальные обстоятельства академической специализации, а также, возможно, личные предпочтения того или иного стиля работы зачастую способствовали изоляции философов от экспериментаторов.

Такое разделение стало очевидным в содержании и влиянии важных исследований, проводившихся в начале XX века, в ходе которых тема воления, ощущаемого как усилие и движение, трактовалась в экспериментальных категориях (Michotte, Prüm, 1910). Исключительно добросовестный бельгийский ученый Альберт Эдуарт Мишотт провел целую серию экспериментов, изучая воление и каузальные отношения, что привело к появлению книги «Восприятие причинности» (Michotte, 1946). На основании эмпирических наблюдений он пришел к выводу, что люди видят или ощущают движение как процесс таким образом, что один объект, видимый или ощущаемый как активный, «распространяет себя» на другой, видимый или ощущаемый как пассивный.

А «внутреннего опыта» действия или воли, которые можно было бы назвать источником идеи причинности, не существует (это суждение Мишотт возводил к Бирану). Каузальное движение в восприятии есть процесс, стоящий из доминирующего движения активного объекта, которое, как видится, распространяет себя на пассивный объект (Michotte, 1963, p. 217) [267] Мишотт критиковал Жана Пиаже за то, что тот возродил идею о существовании восприятия внутренней силы. Пиаже писал (Piaget, 1930, p. 126): «Тот факт, что идея силы существует благодаря внутреннему опыту, представляется безоговорочной». Мишотт также (Michotte, 1963, p. 272–273) критиковал широко известную теорию эмпатии Теодора Липпса. Насколько мне известно, Мишотт не упоминал о кинестезии, но, когда он говорил о «ви́дении», речь шла о сенсорном чувстве вообще, а значит, имелось в виду осязание и кинестетическая чувствительность (или же, если так кому-то покажется точнее, гаптическая чувствительность). . На основе своей экспериментальной работы Мишотт полагал, что каузальные отношения не имманентны активному «я» (или душе), а даны в процессах восприятия. Физические события производят впечатление непосредственной каузальности, то есть впечатление «чего-то, проживаемого здесь и сейчас», «в этом можно „увидеть“, как один объект воздействует на другой, производит в нем некоторые изменения и так или иначе его преобразовывает» (ibid., p. 15 и прим., начиная с 1929) [268] Мишотт критиковал Жана Пиаже за то, что тот возродил идею о существовании восприятия внутренней силы. Пиаже писал (Piaget, 1930, p. 126): «Тот факт, что идея силы существует благодаря внутреннему опыту, представляется безоговорочной». Мишотт также (Michotte, 1963, p. 272–273) критиковал широко известную теорию эмпатии Теодора Липпса. Насколько мне известно, Мишотт не упоминал о кинестезии, но, когда он говорил о «ви́дении», речь шла о сенсорном чувстве вообще, а значит, имелось в виду осязание и кинестетическая чувствительность (или же, если так кому-то покажется точнее, гаптическая чувствительность). . Таким образом, данные экспериментов поддерживали основанную на здравом смысле убежденность, что каузальность – это динамические отношения во времени, однако они не поддерживали идею о том, что такая убежденность возникает в связи с парой «действие – сопротивление», как считали приверженцы теории «чувства воли, мышц и силы». Динамические отношения, по их мнению, скорее всего, даются в само́м сенсорном процессе. Работы Мишотта добавили эмпирических аргументов тем, кто не был склонен считать чувство усилия или кинестезию особенно важными для познания реальности, но философы, в отличие от психологов, похоже, не обратили большого внимания на немалый объем этих экспериментальных исследований [269] Отличие немецких гештальт-психологов состоит в их принадлежности к оформленной группе, которая пыталась совместить интересы психологии и философии (см.: Ash, 1995). . Мишотт был определенно психологом-экспериментатором, но не феноменологом. С другой стороны, Дэвид Кац, написавший самое значительное сочинение об осязании в период между двумя мировыми войнами «Мир касания» (1925), был прекрасно знаком с феноменологическим дискурсом со времен своей учебы и работы в Геттингенском университете. Его обширные исследования значительно расширили способы описания и различения всего качественного богатства осязательного чувства – они до сих пор остались непревзойденными. Под влиянием феноменологии Кац говорил об «осязательном мире», то есть понимал сенсорную активность в категориях значимых отношений, включая каузальные, а не как последовательность представленных объектов. Хотя непосредственной задачей Каца было точное описание тактильных качеств, в своих рассуждениях он рассматривал все тело как чувственный орган. Кроме того, он подчеркивал, чем именно осязание отличается от прочих чувств, являясь источником восприятий, возникающий вслед за действием, – оно есть чувство совершённого действия (Katz, 1989, sect. 48) [270] Пожалуй, здесь можно оспорить слова Марка Патерсена, которые могут отражать неоправданный пиетет по отношению к науке, к «однозначным данным психологии осязания» (Paterson, 2007, p. 3). См. противоположный подход, признающий бесконечную сложность тактильной чувствительности в материалах конференции «Викторианское тактильное воображение» (The Victorian tactile imagination, Birkbeck, University of London, 19–20 July 2013). Некоторые доклады были опубликованы (Tilley, 2014). . Кац также подтвердил то, что утверждали многие авторы до него: основные физические понятия плотности, силы, сопротивления и трения имеют феноменологические корни в мире осязания. Однако его анализ по большей части касался тактильных чувств, а не кинестезии.