Матиас Хирш - «Это мое тело… и я могу делать с ним что хочу» [Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела]

Я спросил, не собиралась ли она набрать вес. Признавая свою вину, она сказала, что в январе это еще работало, но потом нет.

14 мая 2008

На работе ее попросили пройти тест на аллергию. Дерматолог осматривал ее полностью. Когда он увидел ее тело, он ничего не стал записывать и только спросил, проходит ли она лечение. Она полностью осознает, как невелика дистанция между ее весом и смертью.

У меня возникает чувство, что на меня сваливается ответственность, которую не хочет брать на себя врач.

С ней уже заговорили на вокзале, потому что она, очевидно, выглядит как героиновая наркоманка: «Нужно чего?». Очевидно, наркотиков. Бывшая девушка ее брата всучила ей книгу Хильды Брух «Золотая клетка. Загадка анорексии».

Очевидно, я не хочу брать на себя всю ответственность и хотел бы передать ее семейному врачу, поэтому я спрашиваю: «Вы уже ходили к семейному врачу?»

Полтора года назад она сказала ему, что потеряла вес, и он посоветовал обследовать щитовидную железу и списал все на стресс. И тут возникает упрек: семейный врач не принял ее всерьез, хотя должен был забеспокоиться: молодая девушка и такая потеря веса!

Я перехожу к наступлению, потому что не хочу, чтобы однажды меня винили так же, как семейного врача. Я спрашиваю ее, сколько она весит и контролирует ли вес. Она отвечает, что дома нет весов. Иногда она взвешивается у родителей, но хочет оставить это при себе.

Я реагирую на ее возражение мыслями о стационарном лечении.

Я спрашиваю ее, может ли она прервать образование. Нет, она уже работает по-настоящему как заместитель начальника отдела (!), хотя еще учится. Она хочет сдать выпускные экзамены на год раньше из-за хороших результатов. Я молча даю ей брошюру клиники, специализирующейся на расстройствах пищевого поведения и делаю для нее копию, чтобы она изучила условия приема.

21 мая 2008

Она начинает с того, что безгранично разочарована во мне, потому что я не верю, что она сама справится со своей пищевой проблемой без клиники и сможет выжить. Она думала, что я другой, что я на ее стороне, а теперь это! Это будто нарушение обещания вынести все с ней вместе — теперь я даю ей упасть! (Я думаю, что она получила место в терапии несмотря ни на что — ее вес был таким низким, что ее могли бы не принять даже в психосоматическую клинику — только благодаря обещанию набрать вес, которое она не может сдержать, но ничего не говорю.) Она говорит, что ни в коем случае не ляжет в клинику, лучше уж бросит терапию!

4 июня 2008

Ни она, ни я не возвращались больше к теме клиники. Ей нужно было получить направление на психотерапию, чтобы страховка покрыла стоимость, и, к большому облегчению, прагматичный семейный врач предложила выписывать ей это направление каждые три месяца во время контрольного осмотра. Из характеристики, данной врачом, я узнаю ее экстремально низкую массу тела, и эта характеристика должна сопровождаться моей заявкой для страховой компании, которую одобрит понимающий эксперт, хотя все участники — и семейный доктор, и я, и эксперт — имеют все основания, чтобы настаивать на стационарном лечении.

Она переехала из съемной комнаты в собственную маленькую квартиру, все сложилось прекрасным образом, но родители еще ничего об этом не знают. Она триумфально улыбается. Возможно, она сообщит новости брату, чтобы он передал их родителям. Ее дела идут отлично. По ее словам, не в порядке только то, что я вижу, когда смотрю на нее. Я отвечаю, что она расщепляет, думая, что все плохое содержится в ее теле, и то, похоже, только когда я это вижу.

С одной стороны, она делает из своего тела идола, ассоциируя его с «антиматеринской» частью себя, с другой — когда она видит на улице женщин с нормальными пропорциями, она думает: «О, отличная фигура…»

11 июня 2008

Ей приснился сон о том, что она сидит рядом с матерью в машине. Мать за рулем, на трассе, оба брата на заднем сидении. Мать на верном пути: она приближается к въезду на трассу. «Осторожно!» — кричит она матери. Вокруг какой-то хаос, и дальше на пути случилась авария.

Она не может доверять матери, должна контролировать ее, защищать братьев. Отец не появляется.

В воскресенье она ходила в кафе и хотела побаловать себя куском пирога. Булочник, или же просто продавец, сказал ей: «Возьми себе два кусочка, девушка, нагуляй тело немножко». От него она могла это принять, она взяла два куска и съела их «среди нормальных людей». Булочник был как старший брат, «если бы он был женщиной, я бы это не приняла». Она выросла вместе со своим кровным братом. У него была девушка, тоже анорексичка, и он за нее постоянно беспокоился. Она рассказала о переезде своему сводному брату, а матери нет. Сводный брат родился вне брака, в результате «несчастного случая» (который есть и во сне!). Ее «просветили» насчет его существования, когда ей было девять. Ее родной брат всегда был очень громким и трудным ребенком, а сама пациентка была послушной и постоянно раздражала брата, поскольку меньше злила родителей. Мать все время закатывала сцены беспомощности и никак не могла поладить с братом.

По крайней мере, брат, пусть и не слишком удачно, смог отграничиться от матери, в отличие от пациентки.

Я спрашиваю, не бунтовала ли она никогда против родителей. Нет, она оставалась «приспособленной», по словам матери, у нее не было подросткового возраста. «Единственное»: у нее плохо шли дела с математикой, и она отказывалась от репетитора. Однажды из школы пришло письмо о неуспеваемости, и для матери это стало катастрофой. В 15 она все еще оставалась послушной, но в ее комнате царил хаос. Тут она незамедлительно сообщает: «Всю жизнь возилась с ногтями».

Похоже, эта «вредная привычка» — признак непослушания.

Я задаю уточняющий вопрос. Да, она ковыряла кожу вокруг ногтей, чтобы откусывать кусочки кожи, иногда сильно, до крови. Если ребенком ей случалось пораниться, она просто вставала и шла дальше, никогда не плакала. Она всегда была «лесным ребенком», все время где-то бродила в резиновых сапогах, «не была девочкой». Ей пришлось рано стать храброй, потому что в детском саду, куда она ходила, ее мать работала воспитательницей, хоть и в другой группе. Так что она не могла пойти к матери, если ее что-то беспокоило.

13 августа 2008

«У меня такое чувство, что в детстве я должна была стать отражением матери, разделять ее интересы и хобби. Я этого совсем не замечала, потому что это все были замечательные вещи, я все делала с ней, хотя вообще-то больше походила на отца, но это я заметила гораздо позже, уже после подросткового возраста». За день до этого она неохотно поехала к родителям что-то забрать, хотя это можно было бы и отправить ей. Когда она вышла из своей квартиры, она разозлилась на себя за чувство, что она вынуждена ехать к родителям. Она села в автобус, злясь на себя, перед дверью родителей она все еще злилась. Она позвонила в звонок. Мать: «О, какой сюрприз! Теперь не надо тебе звонить. Хотела спросить, сходишь ли ты завтра с нами что-нибудь съесть».