Матиас Хирш - «Это мое тело… и я могу делать с ним что хочу» [Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела]

С родителями у них хорошее взаимопонимание: она встречается с матерью раз в неделю в кафе, чтобы выпить кофе с пирогом, сейчас она собирается еще раз в неделю ходить на ужин к родителям. Родители ей всегда доверяли и оставляли ей много свободы, но из-за расстройства она стала проблемным ребенком. Она всегда доверяла родителям и рассказывала и об их проблемах на сессиях. Но из-за «болезни» родители «чудовищно следят за ней». Ей сложно описать родителей: отец похож на нее, спокойный, а мать — полюс жизненной силы. Оба доверчивые, совестливые, честные, мать, скорее, коммуникатор, а отец — мыслитель. Он очень озабочен справедливым отношением к детям.

В биографическом опроснике, который Натали заполняла в начале терапии, она следующим образом описала родителей и отношения с ними.

— Какими были ваши отношения с матерью?

— Очень хорошие, без всяких проблем, образец для подражания.

— С отцом?

— Не такие интенсивные. Как в смысле времени, которое мы проводим вместе, так и в смысле интереса. Но сохранились самые теплые и яркие воспоминания.

— Опишите своего отца.

— Честный и очень совестливый человек, надежный, но иногда немного капризный, если живет в сильном стрессе. Очень ценит справедливость.

— Опишите свою мать.

— Радостный и очень уравновешенный, открытый человек. Любит общество и очень позитивна, даже если возникают проблемы. Ее позитивный настрой при этом не напускной, это «источник силы».

Когда ей было девять, Натали узнала, что у отца был еще один ребенок до нее, сводный брат на четыре года старше, который приходит навестить отца два — три раза в год. Ее брат на два года старше и успешно учится вдали от родительского дома.

Третье интервью

На первом интервью она чувствовала себя хорошо, как и на втором интервью с групповым терапевтом-женщиной (мы решили, что ей абсолютно точно показана комбинированная индивидуальная и групповая терапия, ср.: Hirsch, 2004, S. 273 и далее). Она хотела пойти к терапевту-мужчине и не знала почему. Натали радовалась, что оказалась у меня. Даже когда терапевты сменяются, она не находит в этом ничего плохого. Тем временем она сдала экзамен «на сто процентов». Насчет ее молодого человека, с которым она недавно начала встречаться, то «там еще ничего особо не было», она говорит, что хотела бы его видеть, но сначала хочет разобраться со своими проблемами. С родителями «все сложилось очень мило», они всегда обсуждали проблемы, но сейчас ее уже не беспокоит, когда мать спрашивает о терапии, она может спокойно говорить о ней, и это хорошо.

Четвертое интервью

Отец спросил ее о весе. Она разозлилась: «Будто другие люди ставят передо мной какие-то цели!» В прошлом году она гораздо больше перечила, возражала на вопросы вроде «Как дела?». (Мне пришла в голову строчка из хорала «Иисус, радость моя»: «Вопреки древнему змею…».) Долгое молчание. Я говорю, что все сказанное до этого должно было выйти наружу. «Что же вы думаете?» Я отвечаю, что все, похоже, в порядке, за исключением ее веса, как будто бедное тело очень нагружено и отчаянно сражается. Она возражает, не имею ли я в виду, что из нерегулярного питания по причине ее лихорадочной учебы сложилась дурная привычка. («Самоубийство как дурная привычка», — думаю я, но ничего не говорю.)

Пятое интервью

Это была прекрасная неделя: она себя немного побаловала, ходила одна по магазинам и встречалась с хорошей подругой в кафе. В выходные она была у родителей, их не было дома, она лежала в горячей ванне и получала удовольствие. Я спросил: «Все было хорошо, потому что симптом себя не проявлял?» Нет, конечно, иногда он возвращался, были и плохие моменты. Она может есть, когда голодна. Но в остальное время не может есть и злится на себя, потому что ничего не может поделать, хотя хочет достичь своей цели. На следующей неделе у нее было персональное собеседование. Она не боялась, единственной проблемой могла стать ее худоба, а в остальном ничего плохого не могло случиться: она многое умеет и многое знает. (Я думаю, что это будто два человека: высшая степень напряжения и неспособность выносить нагрузку, которую должно брать на себя тело).

Началась комбинированная индивидуальная и групповая терапия. Нижеследующий текст основан на заметках из индивидуальных сессий.

20 февраля 2008

С недавнего времени она работает в головном офисе концерна и там «делает себя незаменимой», ей это все постоянно повторяют. Везде слышно ее имя, ей говорят, что она даже слишком хороша.

12 марта 2008

Ей приснился сон: она дома и говорит с родителями о еде. Мать сидит за столом и собирается закурить. Натали в ужасе и очень возмущена, гнев нарастает, и она кричит на мать, чтобы та хотя бы вышла на балкон, как отец, когда он курит. В конце концов она рыдает на лестнице и бросается в мать столовыми приборами с криком: «Ты меня обманула, ты меня обманула!». Отец молча сидит рядом. (Я думаю о том, что это она меня обманула, пообещала набрать вес и обнадежила, что все пойдет так и дальше, если она получит место в терапии. Но за два месяца она совсем не поправилась.) На выходных она была у родителей, хотела испечь пирог для прощальной вечеринки в отделе, из которого она уходит, но в итоге испекла его у себя дома. Потом позвонила мать и спросила, не хочет ли Натали сходить в кино. Она отказалась. Потом мать снова позвонила и спросила, не хочет ли она зайти, если все равно не идет в кино. Каждый день мать выходит на связь с тем, чтобы «снова ее захватить».

Натали купила путевку на Майорку на четыре дня, «совсем одна с книгами». Она получила хороший аттестат. Но из-за ее расстройства родители за нее беспокоятся, они не спят по ночам и бросили ей это в лицо. Много лет назад отец провел пару недель в психосоматической клинике из-за эмоционального выгорания. Натали беспокоится за отца, потому что он, возможно, снова должен будет лечь в клинику, если и дальше будет так волноваться за нее. Забота связывает их. «Возможно, я так часто к ним езжу, чтобы снять с них заботы, чтобы мы вместе могли провести хороший день», — говорит она.

В контрпереносе я чувствую что-то похожее: я озабочен, не нужно ли ей лечь в клинику.

Она говорит, что ее тело тоже «выгорело».

Я думаю, что тело двойственно: оно помогает отграничиться от родителей, но и связывает с ними посредством заботы.

Я спрашиваю, как прошла групповая сессия в понедельник. Она говорит: «Интересно». Кто-то сказал, что еще одна девушка с расстройством пищевого поведения — это уже слишком, такой груз. По крайней мере, у них нет сочувствия, груз — это тоже забота.

Я думаю, что соматический симптом двойствен: «Я не хочу есть» — значит «Я не хочу матери». В то же время: «Позаботьтесь обо мне». Но забота из-за симптома легитимизирует присутствие матери, позволяет ей вступать в контакт. Это напоминает мать Беатуса Клаассена [30] См. главу «Психосоматика» в разделе «Диссоциация тела». , которая звонила ему каждое воскресенье и спрашивала о его колите.