Карл Юнг - Нераскрытая самость

Поскольку систематический анализ сновидений требует конфронтации двух индивидов, многое зависит от того, к какому поведенческому типу они принадлежат: одному или разным. Если оба принадлежат к одному типу, то их «совместное путешествие» может быть долгим и приятным. Но если один из них экстраверт, а другой интроверт, их различные и противоположные взгляды могут привести к столкновению, особенно в том случае, если они не осознают, к какому типу относятся, или же убеждены, что их тип – единственно правильный. Такая ошибка вполне вероятна, ибо то, что ценно для одного, лишено ценности для другого. Один выберет точку зрения большинства, другой отвергнет ее просто потому, что она импонирует всем. Фрейд интерпретировал интровертный тип как болезненную зацикленность на себе. Однако интроспекция и знание самого себя равным образом могут оказаться в высшей степени ценными качествами.

Кажущаяся незначительной разница между экстравертом, который акцентирует внешнее, и интровертом, который акцентирует собственное восприятие ситуации, играет крайне важную роль в анализе сновидений. С самого начала вы должны иметь в виду: то, что ценит один, у другого может вызывать отвращение. Особенно очевидным это становится по мере того, как вы углубляетесь в детали различий между типами. Экстраверсия и интроверсия – всего лишь две из многих особенностей человеческого поведения. Зачастую они ярко выражены и легко узнаваемы. Тем не менее, изучая экстравертов, например, вы вскоре обнаружите, что они во многом отличаются друг от друга и что экстравертность – поверхностный и слишком общий критерий. Вот почему некоторое время назад я попытался выявить другие базовые характеристики, которые позволили бы хоть как-то упорядочить кажущиеся безграничными вариации человеческой личности.

Меня всегда поражал тот факт, что на свете существует столько отнюдь не глупых людей, которые не используют свой ум, за исключением тех случаев, когда использовать его просто необходимо, и столько же людей, которые используют свой ум, но на редкость глупым образом. С не меньшим удивлением я обнаружил много умных и активных людей, которые жили так, будто совершенно не умели пользоваться органами чувств. Они не видели того, что было прямо у них перед глазами, не слышали слов, звучащих в их ушах, не замечали того, к чему прикасались или что пробовали на вкус, не осознавали своего собственного тела. Были и другие, которые, казалось, пребывали в крайне странном состоянии сознания: они вели себя так, будто положение, в котором они сегодня очутились, уже не изменится никогда, или будто мир и психика статичны. Они были лишены всякого воображения и полностью зависели от чувственного восприятия. Случайностей и возможностей в их мире не существовало, а у их «сегодня» отсутствовало подлинное «завтра». Будущее для них было лишь повторением прошлого.

То, что я пытаюсь донести до читателя, суть первые впечатления, сложившиеся у меня, когда я только начал наблюдать за людьми. Вскоре мне стало ясно, что одни из них думают , используют свои интеллектуальные способности, пытаясь приспособиться к другим людям и обстоятельствам; тогда как другие – не менее умные – ищут и находят свой путь с помощью чувств . Слово «чувство» нуждается в некотором пояснении. Так, о «чувстве» можно говорить, когда имеется в виду нечто сентиментальное (от французского sentiment ). Однако это же слово применяется и в отношении мнений. Сообщение из Белого дома, например, может начинаться так: «Президент чувствует, что…» Или это слово можно использовать для выражения интуитивных догадок: «У меня такое чувство, что…» Наконец, чувство часто путают с ощущением.

Когда я употребляю термин «чувство» в противоположность термину «мышление», то имею в виду ценностное суждение : приятно или неприятно, хорошо или плохо и т. д. Чувство, определяемое таким образом, не тождественно эмоции или аффекту, возникающим и проявляющимся непроизвольно. Чувство, как понимаю его я, – это суждение без каких-либо очевидных телесных реакций, которые характеризуют эмоцию. Подобно мышлению, это рациональная функция, тогда как интуиция, подобно ощущению, иррациональна . Интуиция как «предчувствие» не является результатом волевого акта; скорее это непроизвольное событие, зависящее от различных внешних или внутренних обстоятельств, но никак не от акта суждения. Интуиция больше сродни чувственному восприятию, которое тоже иррационально, ибо в основном зависит от внешних или внутренних стимулов физического, а не психического происхождения.

Эти четыре функциональных типа соответствуют четырем механизмам, посредством которых сознание ориентируется в окружающем мире. Ощущение (или чувственное восприятие) дает понять, что нечто существует; мышление помогает определить, что это такое; чувство говорит, приятно это или нет; а интуиция подсказывает, откуда оно взялось и к чему приведет.

Читатель должен понимать, что эти четыре критерия – просто четыре точки отсчета среди многих других, таких как сила воли, темперамент, воображение, память, нравственность, религиозность и т. д. В них нет ничего догматического; не претендуют они и на то, чтобы считаться истиной в последней инстанции; тем не менее, в силу самой своей природы они представляются весьма подходящими критериями для классификации. Классификация бесполезна, если она не обеспечивает средства ориентации и практическую терминологию. Я нахожу классификацию на типы особенно полезной, когда мне приходится объяснять детям поступки родителей, женам – поведение их мужей, и наоборот. Кроме того, она помогает понять собственные предубеждения.

Таким образом, если вы хотите понять сон другого человека, вы должны пожертвовать собственными предпочтениями и подавить свои предубеждения по крайней мере на некоторое время. Это не легко и не приятно, ибо требует нравственного усилия, которое не всем по вкусу. Но если вы не приложите усилий – если не подвергнете критике собственную точку зрения и не признаете ее относительность, – вы не получите ни правдивой информации о психике анализанда, ни достаточно полного представления о ней. Поскольку вы ожидаете хотя бы минимальной готовности выслушать ваше мнение и отнестись к нему серьезно, то и пациенту должно быть предоставлено аналогичное право. Хотя подобные отношения обязательны для любого понимания и, следовательно, самоочевидны, необходимо снова и снова напоминать себе, что в терапии понимание пациента важнее, чем то, сбудутся теоретические ожидания аналитика или нет. Сопротивление пациента аналитику не всегда плохой знак; скорее, это признак «нестыковки», ошибки. Либо пациент еще не достиг стадии, на которой возможно понимание, либо интерпретация не подходит.