Карл Юнг - Нераскрытая самость

Слова бесполезны, если вы не знаете, что они означают. Это особенно верно в психологии, где мы говорим об архетипах, таких как анима и анимус, мудрый старец, великая мать и т. д. Вы можете знать обо всех святых, мудрецах, пророках и других богоугодных людях, а также обо всех великих матерях мира, но если это всего лишь образы, нуминозность которых вы никогда не переживали, то вы не знаете, о чем говорите. Слова, которые вы используете, сами по себе пусты и бесполезны; они обретут жизнь и смысл только тогда, когда вы попытаетесь прочувствовать их нуминозность, их связь с живым человеком. Только тогда вы начнете понимать, что имена значат очень мало. То, как они связаны с вами, – вот что важно.

Символопорождающая функция наших сновидений – это попытка вернуть изначальный разум в наше сознание, в котором он никогда не был прежде и в котором никогда не подвергался критическому самоанализу. Мы были этим разумом, но никогда не знали его. Мы избавились от него прежде, чем успели его понять. Он поднялся из своей колыбели, отбросив примитивные характеристики, как громоздкую и бесполезную шелуху. Очевидно, бессознательное сохранило их остатки. Сновидения и их символы постоянно ссылаются на них, словно пытаясь возродить все старые примитивные вещи, от которых разум освободился в ходе своей эволюции: иллюзии, детские фантазии, архаические мыслеформы, примитивные инстинкты. В действительности так и есть. Именно это объясняет сопротивление, даже страх и ужас, которые человек испытывает, приближаясь к бессознательному. Шокирует не столько примитивность его содержаний, сколько их эмоциональность. Они не просто нейтральны или индифферентны, они настолько заряжены аффектом, что часто вызывают крайний дискомфорт. Они даже могут вызвать настоящую панику, и чем сильнее они подавляются, тем быстрее распространяются по всей личности в форме невроза.

Однако именно их эмоциональность придает им столь важное значение. Вообразите человека, который, прожив часть своей жизни в бессознательном состоянии, вдруг осознал, что в его памяти образовался провал – что произошли какие-то важные события, которые он не может вспомнить. Поскольку он полагает, что психика носит исключительно личностный характер (а так полагает большинство людей), он будет пытаться восстановить явно утраченные детские воспоминания. Но пробелы в его детских воспоминаниях всего лишь симптомы гораздо большей утраты, утраты первобытной психики – психики, которая жила и функционировала до того, как была отражена сознанием.

Как эмбрион повторяет эволюцию своего вида, так и разум в своем развитии проходит через ряд доисторических стадий. По всей видимости, основная задача сновидений состоит в том, чтобы возродить своего рода память о доисторическом мире и мире детства, вплоть до самых примитивных инстинктов, как будто такие воспоминания – бесценное сокровище. В некоторых случаях эти воспоминания действительно могут оказывать целебное действие, как давным-давно заметил Фрейд. Подобные наблюдения подтверждают мнение о том, что провалы в детских воспоминаниях (так называемая амнезия) представляют собой утрату некоего материала и что его восстановление положительно сказывается на жизненных силах и общем благополучии. Поскольку мы судим о психической жизни ребенка по скудости и простоте ее сознательных содержаний, мы не можем оценить усложнения детского разума, проистекающие из его изначального тождества с доисторической психикой. Этот «изначальный разум» так же присутствует и продолжает функционировать в ребенке, как эволюционные стадии в эмбрионе. Если читатель помнит, что я говорил ранее о девочке, которая подарила свои сновидения отцу, он поймет, что я имею в виду.

В детской амнезии встречаются странные примеси мифологических фрагментов, которые часто наблюдаются и при психозах в более старшем возрасте. Образы такого рода в высшей степени нуминозны и, следовательно, очень важны. Если такие воспоминания вновь появляются во взрослой жизни, они могут как вызвать глубокие психологические расстройства, так и привести к удивительному исцелению или обращению в другую веру. Нередко с ними возвращается давно утраченный пласт жизни, обогащающий жизнь индивида.

Возвращение детских воспоминаний, а также воспроизведение архетипических способов психического функционирования расширяет горизонты сознания при условии, что человеку удается ассимилировать и интегрировать утраченные и вновь обретенные содержания. Поскольку эти содержания не нейтральны, их ассимиляция модифицирует личность, даже если при этом они сами подвергнутся определенным трансформациям. В этой части процесса индивидуации толкование символов играет важную практическую роль: символы есть естественные попытки примирить и воссоединить противоположности, что очевидно из противоречивой природы многих символов. Было бы вопиющей ошибкой, если бы интерпретатор считал «истинными» или «реальными» только сознательные воспоминания, а архетипические содержания рассматривал просто как фантастические репрезентации. Сновидения и их неоднозначные символы обязаны своими формами, с одной стороны, вытесненным содержаниям, а с другой – архетипам. Таким образом, они имеют два аспекта и допускают двоякую интерпретацию: с акцентом на их личностном или архетипическом аспекте. Первый демонстрирует болезненное влияние вытесненного материала и детских желаний, в то время как второй указывает на здоровую инстинктивную основу. Какими бы фантастическими ни были архетипические содержания, они представляют собой эмоциональные силы или «нуминозности». Попытки отмахнуться от них приведут всего лишь к их вытеснению и возврату прежнего невротического состояния. Нуминозность придает содержаниям автономную природу. Это психологический факт, который нельзя отрицать. Если он все же отрицается, то вновь обретенные содержания уничтожаются, и любая попытка синтеза оказывается тщетной. Впрочем, этот выход настолько соблазнителен, что его выбирают достаточно часто.

Отрицается не только существование архетипов. Даже те люди, которые признают их существование, обычно относятся к ним как к простым образам и забывают, что они суть живые сущности, составляющие бо`льшую часть человеческой психики. Как только толкователь лишает их нуминозности, они гибнут и становятся просто словами. В этом случае их достаточно легко связать с другими мифологическими репрезентациями, и начинается бесконечное замещение; человек переходит от архетипа к архетипу, все означает все, и процесс доходит до абсурда. Все мертвые тела в мире химически идентичны, но живые люди – нет. Верно, что формы архетипов в значительной степени взаимозаменяемы, но их нуминозность есть и остается фактом. Она репрезентирует ценность архетипического события. Эту эмоциональную ценность необходимо помнить и учитывать на протяжении всего интеллектуального процесса интерпретации. Риск упустить ее из виду велик, ибо мышление и чувство настолько противоположны, что мысль аннулирует чувственные ценности, и наоборот. Психология – единственная наука, которой приходится принимать в расчет фактор ценности (чувства), ибо он образует связь между психическими событиями, с одной стороны, и смыслом и жизнью – с другой.