Джесс Хилл - Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера

Далеко не все мужчины обладают властью, но подавляющее большинство считает, что им от рождения положено иметь особый статус и влияние.

Тот, кто строит свою самоидентификацию на отторжении женственного и считает, что именно таким образом сможет обрести силу и власть, надевает на себя мизогинию, как броню. Чем более открыто мальчики и мужчины демонстрируют презрение к женщинам и всему женскому, тем больше шансов, что их не примут за слабаков или гомосексуалистов. Австралийский писатель Тим Уитон, увлеченный серфингом, часто слышит разговоры на эти темы среди парней, разделяющих его хобби. «Ох уж эти юные серферы! – сетует он. – Чего они только мне не рассказывали! И о чем только не болтают между собой! Бывает, хочется их обнять и плакать. А иногда приходится слышать такое, от чего начинаешь стыдиться принадлежности к мужскому роду. Особенно это касается того, что они, как им кажется, обязаны говорить о девушках и женщинах».

Уитон утверждает, что, когда никто не видит, эти ребята «трогательны, мечтательны и ранимы». Но проявлять эти качества в коллективе неприлично. «На них давит общественное мнение, они должны записаться в ряды женоненавистников, надеть на себя эту униформу и вступить в ряды дубоголовых провозвестников сексизма», – сказал Уитон в своей речи, произнесенной в 2018 году. «Мужчины и мальчишки, как правило, вынуждены заглушить голос совести, отказываться от самого лучшего в себе и подчиниться самому низменному. Как будто парни обязаны быть только такими, как будто, если можно так выразиться, существует лишь единственная правильная интерпретация мужской роли». [10]

Киммел подчеркивает: «Мы сконструировали идею маскулинности, в которой высшей целью является индивидуалистичная автономия. Мужчина начинает ненавидеть в себе все, что не автономно и не индивидуалистично. А потом вдруг понимает, что женщина является живым воплощением тех самых свойств, которые он терпеть не может в себе… Так ненависть переходит на противоположный пол. На женщин начинают злиться за то, что своего любимого они пытаются сделать подобным себе. “ От разговоров с тобой я становлюсь слабым. Ты заставляешь меня чувствовать то, что для меня нежелательно, – любовь, нежность и прочее. За это я тебя и ненавижу! ”»

Приведу пример. Брюс – житель Мельбурна. Ему за сорок. Он утверждает, что живет в навязываемой обществом смирительной рубашке мужественности. «Я всю жизнь жалею, что не способен броситься на амбразуру, никогда не бывал под обстрелом, никого не спасал», – признается он. У Брюса двое взрослых детей, не поддерживающих с ним отношения из-за того, что он некогда был жесток к их матери. В основном он раздавал затрещины, но, когда входил в особый раж, орал на весь дом, ломал вещи. «Я лез на стену, бил в нее кулаками, и даже… Тяжело об этом вспоминать… Я поднимал руку на свою бывшую жену. Вначале это происходило пару раз за год, а незадолго до того, как брак распался, скандалы случались уже каждую неделю». Жена ушла от нашего героя тринадцать лет назад. С тех пор Брюс потратил сотни часов на терапию, пытаясь изгнать своего «внутреннего монстра» (он сам так это называет). «Как же невыносимо жить, когда ужасаешься собственным мыслям и собственным поступкам!» – сетует он.

Еще в детстве Брюсу внушили, что надо сдерживать любые проявления эмоций. «Вот одно из самых ранних моих воспоминаний: я играл в саду за домом, что-то меня огорчило, и я почувствовал, что сейчас разревусь. Тогда я со всех ног побежал в дом и заперся в своей комнате, чтобы отец не услышал моих рыданий. Мне было хорошо известно, что за этим последует. Он нередко приходил в мою комнату и кричал, чтобы я прекратил плакать. Помню, я думал: “Неужели он не понимает, что его крик лишь усугубляет ситуацию?” Как-то он сказал: “Ладно, сейчас тебе будет о чем лить слезы!” Ударил меня и ушел. И тогда я решил, что больше никогда не буду рыдать при нем».

Эмоции накапливались и не находили выхода. В школе Брюс часто плакал, и в какой-то момент учителя указали ему на то, что так вести себя нельзя. «Дело было в 1980-е годы, и в ходу был принцип “мальчики не плачут”, – рассказывает он. – Я на всю жизнь усвоил этот урок». Отец Брюса был очень успешным австралийским дипломатом, трудившимся ради установления мира во всем мире. Правда, у себя дома, за закрытыми дверями, он третировал родных. В подростковом возрасте Брюс погрузился в свой особый мир, увлекся компьютерами до одержимости и решил стать новым Стивом Джобсом. Он представлял себя героем, верящим в справедливость, совершающим добрые дела, так что все окружающие признают, что он лучше их.

Шло время. Отец старел, юноша рос и вскоре впервые распробовал вкус насилия. «Наконец я смог дать ему сдачи, – вспоминает мой собеседник. – Я ощутил бешеный восторг и в то же время устыдился этой радости. Впрочем, не стал разбираться в этих сложных чувствах, что впоследствии осложнило мою жизнь. Когда я начал бить жену, было уже невозможно остановиться».

Когда Брюсу исполнилось 19 лет, он влюбился в молодую женщину, которая переехала в его город, бежав от собственного сурового отца. Отношения складывались непросто. Всякий раз, когда Брюсу казалось, что к нему проявляют недостаточно уважения, спасением становилось насилие. «Как-то раз она сказала что-то обидное. Мне надо было дать отпор. Что происходило дальше, я даже не очень помню. Она утверждает, что я дал ей пощечину. Сейчас я верю этому, а тогда меня возмущало, что она меня обвиняет в таком ужасном поступке. Сама мысль о том, что я мог совершить подобное, была мне неприятна, и я гнал ее от себя. Но сейчас я понимаю, как все было на самом деле».

По прошествии некоторого времени после этого инцидента, жена сообщила, что собирается уйти от него. Первой его реакцией были слезы. Но ей это не понравилось, и она воскликнула: «Если бы ты хотя бы разозлился на меня, я бы поверила, что тебе не все равно!» И он последовал ее совету. «В тот раз я буквально заставил себя повысить голос. А потом у меня это получалось само собой». К тому времени у пары уже были дети, так что Брюс решил постараться сохранить брак любой ценой. «Я цеплялся за эти отношения, потому что не хотел оставлять детей. Мой отец развелся с матерью и завел новую семью, но я не желал повторять ничего из того, что делал он».

Брюс не считает, что за домашним насилием стоит какое-то глобальное неуважение и презрение мужчин к женщинам. «Когда мне говорили, что я женоненавистник, мне это совсем не помогало бороться с моими проблемами». Главная трудность, по его словам, заключалась в том, что он совершенно не умел выражать свои эмоции. «В моменты счастья я молчал, восхищаясь женской тайной и красотой. Но если я бывал чем-то недоволен, то тут же сталкивался с проблемой ограниченности словаря для выражения своих чувств и немедленно прибегал к единственному известному мне инструменту – демонстрации силы».