Джесс Хилл - Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера

Однако не все присутствующие в Саутпортском суде представительницы прекрасного пола ждут решений, которые защитят их. Вот сейчас, к примеру, в зале рядом с адвокатом сидит женщина с гладко зачесанными светлыми волосами, которой на вид чуть за сорок. В глазах у нее стоят слезы отчаяния. Она склонилась к уху адвоката и что-то беспрестанно ему нашептывает. Судья вслух читает дело, а она качает головой и все время оглядывается на защитника. Ее обвиняют в словесном абьюзе: она угрожала своему отцу физической расправой, а также шантажировала его тем, что совершит самоубийство. На другой стороне той же скамьи расположился пожилой мужчина с седыми длинными волосами. Видно, что это остатки былой роскоши – когда-то у него была пышная и кудрявая шевелюра. У него усталый и равнодушный взгляд. Он хочет, чтобы его оградили от нападок психически нездоровой дочери, чтобы ее выселили из его квартиры и чтобы заботу о ней взяло на себя государство.

Ответчица отчаянно настаивает на том, что в основном кричит на отца и почти не бьет его. «Все это от стресса, – объясняет она, чуть не плача. – Я не применяю насилия, у меня вообще ограничена подвижность из-за церебрального паралича». Такое бывает, в частности, после травмы лобной доли мозга. Суд учитывает ее возражения. Травма, возможно, объясняет также диагностированное у нее раздвоение личности и склонность к бродяжничеству. Отец хотел бы, чтобы ей оказали медицинскую помощь, он сам уже не справляется. Она с четырнадцати лет находится на его попечении, а до этого жила в нескольких приемных семьях. «Папа обещал, что всегда будет обо мне заботиться!» – рыдает блондинка.

Судья, строгая дама, терпеливо выслушивает тирады ответчицы, а затем выписывает охранный ордер. Дочери дается некоторое время на то, чтобы она забрала деньги и самые необходимые вещи из квартиры отца, где они жили вместе, а потом ей будет запрещено подходить ближе чем на 100 метров к этому дому. Также суд дает распоряжения о выделении этой женщине места в кризисном центре, чтобы она не оказалась на улице, – хотя бы в первое время. Цель запрета на приближение очевидна: человек должен прекратить применять насилие в отношении домашних. Если ответчица нарушит предписание, то может оказаться в тюрьме.

Плачущая и дрожащая от возмущения блондинка пополняет немногочисленные ряды тех женщин, от которых нужно защищаться с помощью решений суда. Но здесь, в Голд-Косте, таких не так уж мало. Примерно четверть охранных ордеров, выданных судом в Саутпорте в первой половине 2016 года, были направлены на то, чтобы остановить женскую агрессию. [2]

Когда я впервые увидела эту статистику, она меня поразила. Суд Саутпорта – не просто старинная и уважаемая судебная инстанция. Он специализируется на делах о домашнем насилии. Если где-то судьи и в состоянии справедливо разобраться в таких делах, так это здесь. Почему же, если агрессию в семье чаще всего проявляют мужчины, у нас так много охранных ордеров, направленных против женщин? Я приехала в Квинсленд, чтобы найти ответ на этот вопрос.

Принято считать, что в основном мужчины склонны махать кулаками. Так почему же суды в последнее время выдают так много охранных ордеров для защиты от женщин?

Кроме того, я собиралась провести эксперимент. Мне хотелось непредвзято, с нуля, составить мнение о том, что же представляет собой женское насилие. Может, узкие гендерные стереотипы о домашнем насилии устарели? Вполне возможно, думала я, что прекрасный пол действительно ведет себя более жестко и все последние годы все чаще тиранит своих партнеров-мужчин. Более всего мне хотелось исследовать одну неудобную тему: неужели у защитников мужских прав есть основания утверждать, что общество приуменьшает проблему женской агрессии или вообще игнорирует ее, потому что она не укладывается в рамки существующих представлений о неравенстве полов?

Патрик [113] Имя изменено. ( Прим. автора. ) появился у меня на пороге с пакетом черешни, купленной на фермерском рынке, и бутылкой портвейна. Большие очки в тонкой оправе, клетчатая фланелевая рубашка – он был похож на растерянного сельского жителя, которому город кажется странным и суматошным местом. Мой гость заметно нервничал. Патрик согласился на интервью на условиях строгой анонимности. Читатель не должен иметь возможность идентифицировать его и его семью. Главное для него – безопасность бывшей жены и их троих детей. Они прожили вместе 25 лет. Патрик работал учителем в школе, но ему пришлось уйти на пенсию раньше срока. Абьюз со стороны жены подорвал его здоровье. Недавно ему поставили диагноз – посттравматическое стрессовое расстройство.

Мой собеседник вспоминает, что первый раз заметил у жены склонность к жестокости, когда застал ее в комнате с новорожденным сыном – младенец плакал не прекращая, и мать с силой принялась трясти ребенка. Через несколько недель у нее случился нервный срыв, и она напала в кухне на мужа с ножом. «Все это, конечно, глупо, – смущенно говорит он, – но, когда она наконец бросила нож, я сделал вид, что ничего не произошло». Он утверждает, что не столько переживал за свою безопасность, сколько боялся за детей . Поэтому так долго не уходил от супруги. «В этом была моя главная слабость, – сетует он. – И жена пользовалась ею в полной мере. Она без конца понукала меня: “Сделай то, сделай это, а иначе я заберу детей и уйду”. Эту мантру она повторяла по несколько раз в день. А иногда предъявляла составленные адвокатами черновики заявлений, в которых содержались ее претензии ко мне в случае развода».

Темперамент у нее был взрывным, а поведение – непредсказуемым. Иногда она часами хранила ледяное молчание. Иногда хватала вещи и расшвыривала их по комнате. Однажды она метнула в Патрика вазу, и осколки попали в маленькую дочь, которая сидела у его ног. Об этом эпизоде он вспоминает с ужасом. Все вокруг знали, что происходит в этой семье. Как-то раз Патрик явился на работу с синяком под глазом, и босс прямо спросил у него: «Ты что, забыл пригнуться?»

Мой герой признает, что не был просто невинной жертвой. Дважды он поднимал на жену руку. Однажды в ходе спора он схватил ее за горло, а второй раз ударил ее почти случайно во время своей первой панической атаки (хотя в тот момент он еще не понимал, что это именно паническая атака). Патрик сидит и вспоминает, как развивалась вся эта история, и я вижу, что его терзают сомнения. Ему хочется приуменьшить факт абьюза, воздержаться от лишних слов, отгородиться от этих фактов, как будто он еще окончательно не уяснил для себя, какое влияние оказали на него все эти испытания. По-видимому, то, что он рассказывает об этом чужому человеку, делает его прошлый опыт более реалистичным и ярким.