Шерри Тёркл - Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать

Я спрашиваю, когда Цви планирует научиться вести серьезные разговоры лицом к лицу, и он соглашается, что это хороший вопрос. По его ощущениям, ему понадобится развить этот навык довольно скоро – не только чтобы разговаривать с педагогами, “но также и ради людей, с которыми хотелось бы поработать”. Цви считает, что, возможно, попробует беседовать с преподавателями в последний год обучения в университете. Но когда он представляет себе, что реально сидит и беседует с профессором, его сразу же охватывает отчаяние: “Уже слишком поздно. Я не знаю – а в какой момент люди становятся взрослыми? Это вопрос”.

Когда студенты сообщают, что предпочли бы послать мне электронное письмо, а не разговаривать живьем, они, как правило, обосновывают свои предпочтения тем, что именно в переписке им лучше всего удается разъяснить свои идеи. Следовательно, подытоживают они, электронное письмо, которое они получат от меня, наилучшим образом позволит мне усовершенствовать их идеи. Они говорят о нашей встрече, как о трансакции, и приходят к выводу, что онлайн-трансакция выше качеством, чем живое общение. Цви тоже использует терминологию трансакции, описывая, что он может получить в офисные часы. У него есть идеи, а у педагогов – информация, помогающая их усовершенствовать. Но ведь от встречи с преподавателем можно получить куда больше, чем усовершенствованные идеи, хотя к этому тоже стоит стремиться. Вы оказываетесь в обществе того, кто пытается вас понять. Так формируется интеллектуальная дружба. У вас есть шанс почувствовать поддержку взрослого и вашей институции.

Опасаясь вести беседу, студенты предпочитают думать, что офисные часы нужны для передачи информации, которую можно передать и электронным письмом. Если у студентов мало опыта живого общения с педагогами (или его почти нет), они не обладают свидетельствами, способными убедить их в том, что беседа предлагает куда больше, чем информацию.

Цви признается, что держится подальше от педагогов, поскольку не чувствует себя достаточно взрослым, чтобы с ними беседовать. Возможно, преподаватели сумеют ему помочь, но вовсе не тем, что дадут ему информацию. Исследования наставничества показывают: что-то изменить, серьезно повлиять на жизнь студента может присутствие сильной личности, проявляющей интерес, – личности, которая, по словам Цви, способна его понять. В этом и заключается суть беседы [226].

Одри Листер, партнер в фирме “Алан Джонсон Миллер и партнеры” [227]проработала в этой большой чикагской юридической фирме больше двадцати лет. Она пришла туда сразу же после юридического факультета. Листер вспоминает о первых днях в “АДМ”, когда они с коллегой Сэмом Бергером только начинали совместную деятельность. Два молодых юриста постоянно заглядывали друг к другу в офис. По мнению Листер, такого рода близкие отношения создавали ощущение, что “работа – это семья”. Однако они встречались с Бергером не просто для того, чтобы пообщаться: “На этих встречах решались деловые вопросы, вырисовывались отличные идеи, предложения для наших клиентов”. Как утверждает Листер, вместе они “открывали для себя нюансы права”.

В наши дни неформальные встречи уже не так часты. По словам Листер, “молодые юристы чувствуют, что могут достичь большего, сидя перед экранами своих компьютеров”. Люди видятся на совещаниях, о которых заранее договариваются посредством сообщений и электронных писем. Но, с точки зрения Листер, эти спланированные встречи едва ли могут выполнить функцию, которую выполняли ее импровизированные беседы с Бергером. Как считает моя собеседница, когда вы связаны повесткой, вам будет сложнее экспериментировать с разными идеями. Для этого, по мнению Листер, “нужна беседа, действительно не ограниченная по времени”.

По воспоминаниям Одри Листер, самое начало ее деятельности в “АДМ” было ознаменовано множеством бесед без определенной повестки. Конечно, она много времени проводила с Бергером, но, кроме того, были еще долгие ланчи и поздние вечера в кафетерии. Молодые юристы заказывали еду во время работы над делами. Листер припоминает, что разговоры велись на самые разные темы. А теперь, по ее наблюдениям, младшие юристы стараются работать в своих офисах в одиночестве, даже когда засиживаются допоздна. Каждый уставился в свой экран. Одри даже не уверена, что они работают: “Возможно, они просто используют это время, чтобы подчищать какие-то хвосты. Может, им нужно затишье, чтобы спокойно разобрать электронную корреспонденцию”. В наши дни, когда речь заходит о периодах затишья и о снижении стресса, мы думаем не столько об отдыхе с коллегами, столько о том, как бы совладать с толпой, хлынувшей на нас из интернета.

Одри Листер отмечает, что новые офисные практики (меньше неформальных встреч, меньше времени в кафетерии, больше времени в одиночестве у экранов) оказывают воздействие на чувство общности в ее фирме. Вспоминая о юристах, с которыми она начинала работу, моя собеседница говорит: “Мы помогали друг другу. Конечно, мы соревновались, но со временем стали преданны фирме. Больше такого не происходит. Раньше невозможно было вообразить, чтобы кто-то переманивал партнеров из нашей фирмы. Теперь это случается”.

Интуиция не изменяет Листер, когда она говорит, что время, проведенное за беседой, оказывает влияние на работу. Согласно исследованиям, существует явная связь между коммуникабельностью сотрудников и их продуктивностью [228]. Однако сегодня в “АДМ” экраны компьютеров преграждают путь коммуникабельности – и даже любезности. Для юристов даже самого высшего звена стало обычным делом держать телефоны и планшеты под рукой во время совещаний. Когда недавно Одри попросили подготовить презентацию о коммуникации внутри фирмы, ей пришлось выступать “перед людьми, то и дело строчившими сообщения и электронные письма”. Очевидна ирония этой ситуации: Одри Листер попросили рассказать об улучшении коммуникации, но мало кто ее слушал. “И тут я задумалась, – признается моя собеседница, – а зачем вообще понадобилось мое выступление?”