Майкл Поллан - Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности

Экзистенциальные муки, претерпеваемые больными в конце жизни, во многом схожи с признаками, которые характерны для сверхактивной сети пассивного режима работы мозга, включая и такие, как навязчивая саморефлексия и неспособность перешагнуть углубляющуюся колею негативного мышления. Эго, столкнувшееся с перспективой собственного отмирания, обращается внутрь себя и становится сверхбдительным, изымая, так сказать, свои инвестиции, которое оно вкладывало в этот мир и в других людей. Больные раком, с которыми я беседовал, говорили о чувстве своей изоляции от близких людей, от мира и всего спектра эмоций; ими владело чувство, как выразился один их них, «экзистенциального одиночества».

Временно отключая эго, псилоцибин, по-видимому, открывает новое психологическое поле возможностей, олицетворяемое смертью и повторным рождением, о которых рассказывают многие пациенты. Поначалу отпадение «я» ощущается человеком как угроза для жизни, но, если он отпускает это чувство или сдается на его милость, смиряется, в него втекают мощные и обычно положительные эмоции – вместе с прежде недоступными воспоминаниями, чувственными впечатлениями и смыслами. Не защищаемые больше эго, врата между «я» и другими людьми – «редукционный клапан» Олдоса Хаксли – широко распахиваются, и через них мощным потоком вливается то, что многие люди называют любовью. И это любовь не только к отдельным индивидуумам, но и – как это почувствовал ( понял !) Патрик Меттес – ко всему и вся: любовь как смысл и цель жизни, как ключ ко Вселенной и как высшая истина.

Поэтому вполне может быть и так, что потеря «я» ведет к обретению смысла. Можно ли это объяснить с точки зрения биологии? Вероятно, нет, хотя недавние открытия в области нейробиологии открывают ряд интересных возможностей в этом направлении. Вспомним хотя бы открытие, сделанное командой исследователей из Имперского колледжа: они обнаружили, что, когда сеть пассивного режима распадается (а с ней растворяется и чувство «я»), вся система связей мозга значительно усиливается, в результате чего даже те области мозга, которые обычно не участвуют в процессе многостороннего общения, формируют новые линии связи. И так ли уж невероятно, что некоторые из этих новых связей проявляются как новые смыслы или перспективы? Или как соединение некогда удаленных друг от друга точек?

А может быть и так, что психоделики непосредственно наполняют смыслом не относящуюся к делу чувственную информацию. В недавно опубликованной в журнале «Современная биология» ( Current Biology ) статье [60] См.: Катрин Х. Преллер и др. «Ткань смысла и субъективные последствия в индуцированных ЛСД состояниях зависят от активизации рецептора типа 2А». Журнал «Современная биология» 27, № 3 (2017), с. 451–557. [Katrin H. Preller et al., “The Fabric of Meaning and Subjective Effects in LSD-Induced States Depend on Serotonin 2A Receptor Activation,” Current Biology 27, no. 3 (2017): 451–57.] Эта работа была проведена в лаборатории Франца Волленвейдера. Когда препарат (кетансерин) блокирует рецепторы серотонина типа 5-HT2A, «приписывание личной значимости ранее бессмысленным стимулам» тоже блокируется, на основании чего авторы делают вывод, что эти рецепторы играют определенную роль в формировании и приписывании личностного смысла. описывается эксперимент, в ходе которого его участники, находившиеся под действием ЛСД, слушали песни или фрагменты музыкальных произведений, с которыми у них, как было установлено, не было связано никаких личных ассоциаций. Под влиянием психоделика они, однако, приписывали одним и тем же песням определенный, ярко выраженный и долговременный смысл. Так что, возможно, эти лекарственные препараты помогут нам если не раскрыть, то, по крайней мере, выстроить некий смысл.

Нет сомнения, что внушаемость сознания под действием психоделиков и осязаемое присутствие самих психотерапевтов тоже играют определенную роль в приписывании смысла психоделическому опыту. Подготавливая пациентов к психоделическим трипам, Джеффри Гесс недвусмысленно дает им понять, что речь идет именно об обретении смысла, «что лекарственный препарат покажет вам скрытые или неведомые теневые части вам самих; что вы обретете глубинное познание самих себя и сумеете постичь смысл жизни и существования». (Он им говорит также, что их, возможно, ждут мистические или трансцендентные переживания, но при этом призывает всячески воздерживаться от подобного их определения.) «В результате попадания этой молекулы в ваш организм вы поймете очень многое о самих себе, о жизни и Вселенной». И чаще всего именно так и происходит. Замените научное слово «молекула» на «священный гриб» или «знахарь-травник» – и вот вам несколько заклинаний, произносимых шаманом в начале ритуального обряда исцеления.

Но, как бы это ни действовало и каким бы словарем мы ни пользовались для объяснения этого действия, самым великим даром, даваемым психоделиками больным и особенно умирающим людям, является их способность наполнять все находящееся в сфере нашего опыта возвышенным смыслом и чувством целеполагания и последствий. В зависимости от ориентации человека это можно истолковать или в гуманистическом, или в чисто духовном плане – потому как что есть Священство, как не капиталоемкость глубокого смысла? Психоделики могут наполнить смыслом даже мир таких завзятых атеистов, как Дайна Бейзер ( или ваш покорный слуга !), мир, который дано покинули боги, лишив его биения смысла и имманентности, которую они в него вносили. Ощущение холодной и произвольной Вселенной, управляемой чистой случайностью, постепенно исчезает. В нужных руках, и особенно в сочетании с верой, эти лекарственные препараты могут оказаться мощными противоядиями от экзистенциальных страхов, которые терзают не только умирающих.

Верить в то, что жизнь вообще имеет хоть какой-то смысл, – это, конечно, слишком самонадеянно и требует от некоторых людей самоотверженной веры, но такой подход, безусловно, полезен, особенно в преддверии смерти. Помещая свое «я» в более широкий смысловой контекст, что бы он собой ни представлял: чувство единения с природой или универсальную любовь, – можно добиться того, что угасание собственного «я» будет восприниматься и легче, и проще. Религия всегда понимала и принимала эту ставку, но почему только религия должна пользоваться этой монополией? Бертран Рассел писал, что лучший способ преодолеть страх перед смертью – «постепенно расширять свои интересы, делая их более безличными, пока мало-помалу стены эго не падут и ваша жизнь не сольется безраздельно с жизнью Вселенной». И далее он пишет:

«Существование отдельного человека подобно реке: вначале маленький ручеек, едва заметный среди сжимающих его берегов, он, стремительно пробегая мимо скал и изливаясь водопадами, постепенно расширяется, оттесняя берега, течение вод становится все спокойнее, и под конец, без всякой видимой преграды, они вливаются в море и безболезненно теряют свое индивидуальное бытие».