Майкл Поллан - Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности

Чем же в таком случае объясняется необычный авторитет довольно ординарных озарений, которые осеняют «псилоцибиновых путников» во время их путешествий? А тем, указывает Роланд Гриффитс, что «ни с одним другим препаратом такого не испытаешь». В самом деле, испробовав и испытав на себе множество препаратов, включая и наркотики, мы совершенно убеждены (а часто и немало смущены) в недостоверности тех мыслей и чувств, которые завладевают нами под их влиянием. Хотя ни Гриффитс, ни Джонсон не упоминают об этом, но чувство достоверности (аутентичности), видимо, объясняется взаимосвязью между видимостью и верой. Очень часто под влиянием психоделиков наши мысли делаются зримыми. Это не галлюцинации, вовсе нет, потому как субъект зачастую полностью отдает себе отчет в том, что видимое им не реально, и, тем не менее, эти ставшие зримыми мысли удивительно конкретны, живописны и потому сразу запоминаются.

Это очень любопытный феномен, который нейронаука пока еще не в состоянии объяснить, хотя сравнительно недавно учеными в этом направлении был выдвинут ряд довольно интересных гипотез. Нейрофизиологи, изучающие феномен зрения и использующие для визуализации деятельности мозга функциональные магниторезонансные томографы, с помощью последних открыли, например, что в зрительной коре возбуждаются одни и те же области и когда человек видит объект, как говорится, вживую (в режиме включения), и когда просто вспоминает о нем или визуализирует его (в автономном режиме). Это наводит на предположение, что способность визуализировать мысли должна быть скорее правилом, нежели исключением. Некоторые нейрофизиологи полагают, что в часы бодрствования в нашем мозге наличествует некий тормозящий процесс, который препятствует зрительной коре донести до сознания визуальный образ того, о чем мы думаем. Нетрудно понять, почему такое торможение может оказаться адаптивным свойством: если ум загроможден живыми образами, то это существенно отяжелило бы наши рассудочность и абстрактное мышление, не говоря уже о повседневных действиях, вроде ходьбы или вождения машины. Но когда мы наделяемся способностью визуализировать свои мысли – вроде мысли о себе как курильщике, напоминающем кашляющую горгулью, – эти мысли приобретают дополнительный вес и кажутся нам более реальными. В данном случае видеть – значит верить.

Вероятно, это одна из особенностей психоделиков – умение ослаблять или стопорить тормозящий процесс в мозге, что способствует визуализации наших мыслей и делает их более авторитетными, наглядными и запоминающимися. Упоминаемый астронавтами эффект обзора ничего не добавил к нашему интеллектуальному пониманию «голубой точки», висящей в необозримом пространстве космоса, зато он сделал саму точку более наглядной и реальной, чем когда-либо прежде. Возможно, то же самое и с психоделиками: яркий эффект обзора эпизодов жизни, создаваемый этими препаратами, заставляет людей, пусть и не всех, изменить свое поведение.

Мэтт Джонсон убежден, что психоделики можно использовать для изменения всех видов поведения, не только зависимости. На его взгляд, причина этого в их способности вызывать у людей достаточно драматические переживания и тем самым «выдергивать их из той эпопеи, в которой они увязли. Это в буквальном смысле перезагрузка системы – биологический control-alt-delete . Психоделики словно распахивают внутри нас окно, делая нас психически гибкими и давая нам возможность «освободиться от тех психических моделей, в согласии с которыми мы организуем реальность».

По его мнению, самая важная из психических моделей – это «я», или эго, которое растворяется под действием большой дозы психоделика и вызываемых им видений. Он говорит о «нашей приверженности шаблонно мыслить о своем „я“ как мыслительном центре». Эта приверженность к шаблонному мышлению или когнитивному стилю во многом роднит наркомана с депрессивным и онкологическим больным, одержимым мыслью о смерти или рецидиве.

«Это „я“, требующее, чтобы его психологически защищали любой ценой, является источником множества человеческих страданий. Мы увязли в некой эпопее, где мы предстаем просто как действующие в этом мире независимые, изолированные друг от друга агенты. Но это „я“ – иллюзия. Правда, когда прыгаешь с ветки на ветку, или убегаешь от гепарда, или пытаешься увильнуть от налогов, эта иллюзия может быть полезной . Но на системном уровне в ней нет ни грана истины. Можно примерить на себя любое количество более точных перспектив: что мы, мол, скопление генов, челноков для передачи ДНК; что мы всецело и полностью социальные существа, неспособные выжить в одиночку; что мы организмы в экосистеме, неразрывно связанные друг с другом на этой планете, летящей в никуда. Куда ни глянь, всюду видишь просто поразительный уровень взаимосвязанности, и все же мы продолжаем настаивать на том, что мы – индивидуальные агенты». Альберт Эйнштейн называл чувство разобщенности, свойственное современному человеку, «оптическим обманом сознания» [62] «Человек – часть огромного целого, именуемого Вселенной, часть, ограниченная во времени и пространстве. Себя, свои мысли и чувства он воспринимает отдельно от остальных – своего рода оптический обман сознания. Этот обман – наша тюрьма, сводящая нас до уровня наших желаний и привязанности к нескольким наиболее близким нам людям. Наша задача в том, чтобы освободиться из этой тюрьмы путем расширения своего сострадания, пока оно не обнимет всех живых существ и всю природу с ее красотой» (Уолтер Салливан. «Статьи Эйнштейна: разносторонний человек», New York Times от 29 марта 1972 г.) .

«Психоделики выбили почву из-под этой модели. В неблагоприятных обстоятельствах это может оказаться опасным, приводя к кошмарным трипам или к чему-то еще более худшему». Джонсон приводит в пример Чарльза Мэнсона, который, по слухам, давал своим приверженцам ЛСД, чтобы сломить их волю и сделать их более послушными, что, по мнению Джонсона, выглядело более чем правдоподобно. «Но в надлежащей обстановке, где вам гарантируется полная безопасность, подобное вмешательство может оказаться весьма полезным для решения некоторых проблем вашего „я“» – проблем, одной из которых является зависимость. Смерть, депрессия, одержимость, нарушения пищевого поведения – все это усугубляется тиранией эго и фиксированными нарративами, которые оно плетет относительно наших отношений с миром. Временно свергнув эту тиранию эго и погрузив ум в состояние необычайной пластичности (Робин Кархарт-Харрис назвал бы его состоянием повышенной энтропии), психоделики – с помощью хорошего терапевта – дают нам возможность выдвинуть новые и более конструктивные истории о самих себе и наших отношениях с миром, истории, которые могут пройти проверку временем.