Брене Браун - Вопреки. Как оставаться собой, когда всё против тебя [litres]

Мне очень нравится, как лауреат Нобелевской премии мира Кайлаш Сатьяртхи сказал в выступлении на конференции TED в 2015 году:

«Гнев живет внутри каждого из нас. Вот секрет, которым я поделюсь за несколько секунд: когда мы заточены в узкой ракушке эго, в ловушке превознесения себя над другими, – наш гнев становится враждой, насилием, расплатой, разрушением. Но если выйти из плена, гнев может стать источником великой силы. Мы избавляемся от ограничивающих нас убеждений, используя внутренние силы: сострадание и единство с окружающим миром в стремлении сделать его лучше. Один и тот же гнев может приводить к очень разным последствиям» [24] Из выступления Кайлаша Сартьяртхи (англ. Kailash Satyarthi ), март 2015 года: ted.com/talks/kailash_saty-arthi_how_to_make_peace_get_angry?language=en .

Мы платим за гнев нашими жизнями, и это слишком высокая цена.

Решаясь сближаться с людьми, мы оказываемся с ними лицом к лицу и порой неминуемо ввязываемся в конфликты. За обедом, на работе, в очереди в магазине – переживать конфликты всякий раз сложно и некомфортно. Чего уж говорить о семейных ссорах! Если ваша семья хоть чуть-чуть похожа на мою, вас приучали оставаться вежливыми и любящими, пока на остальных накатывают разнообразные эмоции – от расстройства до ярости.

Оставаться собой в разгар семейного спора, в конфликте с незнакомцем или с приятелем – это и есть неприрученные, дикие условия. Иногда я думаю: « Пошло оно куда подальше! Это слишком трудно ». И тогда в моей голове раздаются слова Майи Энджелоу: « Цена свободы высока. Награда велика ».

Разбирая результаты исследования, я задумалась:

✓ Бывает ли в диких условиях граница, дальше которой не стоит заходить?

✓ Как отличить достойный диалог от разговора, в котором на меня нападают?

✓ Награда, может, и велика, но обязана ли я выслушивать соображения о том, что таких, как я, надо уничтожить, а лучше бы меня изначально не было на этом свете?

✓ В какой момент пора перестать вести сложные беседы и начинать заботиться о себе, отдаляясь от агрессора?

Ответ на первый вопрос однозначен: да.

Участники моего исследования, для которых настоящая причастность – повседневная практика, много говорят о психологических границах. Снова и снова подтверждается моя давнишняя находка: чем прозрачнее и яснее границы, тем выше уровень эмпатии и сопереживания. Меньше четких границ – меньше открытости. Трудно оставаться добрым, когда чувствуешь, что люди пользуются тобой или что от них исходит угроза. Погрузившись в данные, я нашла две важные границы, за которыми открытость вредит: во-первых, это физическая безопасность , а во-вторых – эмоциональная . С физической безопасностью все понятно. Уязвимости без нее не бывает. Мы не можем позволить себе открытость, если чувствуем себя незащищенными.

С эмоциональной безопасностью труднее. Иногда ею называют страусиный подход: « Я не собираюсь слушать ничего, что может повлиять на мое мнение, что меня расстроит, что кажется мне неправильным, что не подпадает под мои стандарты и может выглядеть неполиткорректным ». Но он не вписывался в собранные мной данные.

Я попросила участников дать примеры эмоциональной безопасности и ее отсутствия. Так появилась четкая закономерность. Участники не говорили о том, что их чувства нельзя задевать, они не отказывались выслушивать мнения, отличные от собственных. Они говорили только о потере человеческого лица – о дегуманизации (в поведении или словах). Я сразу поняла, о чем идет речь. Я изучала дегуманизацию больше десятилетия и хорошо знакома с этим понятием.

Дэвид Смит, философ и автор книги «Недочеловек: почему мы унижаем, берем в рабство и уничтожаем других», утверждает, что дегуманизация – это реакция на конфликт принципов.

Когда мы собираемся нанести вред группе людей, возникает следующая сложность: ранить, убивать, пытать, уничтожать другого человека кажется нашему мозгу чудовищным деянием. Смит объясняет, что это наша врожденная особенность – воспринимать другого человека как существо, чья жизнь и чье здоровье ценны (а не как зверей, хищников или добычу). Смит пишет: «Дегуманизация служит способом преодоления этих убеждений» [60] Книга Дэвида Смита (David L. Smith) Less than Human: Why We Demean, Enslave, and Exterminate Others (NewYork: St. Martin’s Press, 2012), p. 264. .

Дегуманизация – это процесс. Я согласна с определением Мишель Майезе, главы философского факультета колледжа Эммануэль в Кембриджском университете. Мишель определяет дегуманизацию как «психологический процесс демонизации врага, помогающий представить его недочеловеком, недостойным человеческого отношения» [25] Michelle Maiese, Dehumanization, Beyond Intractability , edited by Guy Burgess and Heidi Burgess, Conflict Information Consortium , University of Colorado, Boulder, July 2003; beyondintractability.org/essay/dehumanization . . Когда мы занимаем противоположные стороны в идеологической борьбе, мы не только укрепляемся в идее того, кем является наш враг, но и теряем способность прислушиваться, обсуждать и проявлять хоть чуточку эмпатии.

Как только мы убеждаем себя, что «они» по другую сторону баррикад аморальны и опасны, конфликт превращается в эпическую битву между добром и злом. Мишель пишет: «Когда стороны конфликта определились, за что они борются, – их позиции начинают затвердевать. Это ограничивает дальнейшее развитие ситуации до двух вариантов: победа одной стороны и проигрыш другой – или наоборот. С каждой стороны формулируется намерение наказать или уничтожить противника, иногда с привлечением военных сил» [26] Там же. .

Дегуманизация ответственна за бесчисленные акты жестокости, нарушения прав человека, военные преступления, геноциды. Она позволяет существовать рабству, пыткам, торговле людьми. Дегуманизация – процесс, оправдывающий насилие над человеческой природой и духом (для многих из нас насилие противоречит основам религии). Как это происходит? Майезе объясняет, что большинство из нас верит: основные человеческие права нельзя нарушать, то есть преступления вроде убийства, изнасилования, пыток противозаконны. Успешная дегуманизация помогает создать нравственное исключение из правил . Группы, объединенные идентичностью, будь то гендер, идеология, цвет кожи, расовая принадлежность, религия, возраст, нарекают недостаточно хорошими по сравнению с остальными, или преступниками, или даже дьявольским отродьем. В таком случае эта группа выпадает из списка защищенных нравственными нормами. Дегуманизация устраивает и оправдывает нравственное исключение.

Дегуманизация начинается со слов и поддерживается образами. Можно проследить ее путь в истории. Во время холокоста нацисты называли евреев Untermenschen – недочеловек. А еще их называли крысами и рисовали грызуна – распространителя заразы везде, от пропагандистских буклетов до детских книг. При геноциде в Руанде хуту называли тутси тараканами. Аборигенов часто называли варварами, что помогало истреблять их и захватывать новые земли. Сербы называли боснийцев инопланетянами. Рабов называли животными, что позволяло спокойно пользоваться их трудом.