Стивен Хайес - Освобожденный разум. Как побороть внутреннего критика и повернуться к тому, что действительно важно

Бихевиористы знали, что это проблема, или, по крайней мере, Скиннер знал. В 1957 году он написал книгу под названием «Вербальное поведение», в которой на основе поведенческих принципов попытался объяснить, как мы развиваем язык. Это было блестяще, и сначала я был очарован, но вскоре начал беспокоиться ограниченностью его объяснений. Чувство усилилось после того, как я получил диплом и начал проводить исследования, руководствуясь его идеями. Так, в самом начале академической карьеры я пришел к выводу, что они в значительной степени ошибочны. Скиннер смог объяснить лишь некоторые из самых ранних стадий развития языка, и его представления о человеческом познании постепенно ограничились работой с ранним языковым обучением, особенно с детьми с тяжелыми задержками развития.

Большинство людей списали бихевиоризм отчасти из-за его неспособности объяснить человеческое познание. Но также направление потеряло популярность из-за мнения о том, что Скиннер и другие бихевиористы предпринимают опасные попытки контролировать мышление и поведение. Это было неправдой, но Скиннер непреднамеренно подогрел предположение общества о бихевиористских разработках тоталитарных методов контроля своей книгой «За пределами свободы и достоинства». В ней автор, не просчитав, как будут звучать его слова, пожаловался, что мы не должны позволять цветистым выражениям вроде свободы и достоинства закрывать нам путь к открытиям в области изменения поведения.

В результате репортеры, писавшие об изменении поведения, регулярно говорили о нем в контексте таких терминов, как контроль сознания, промывание мозгов или даже лоботомия , хотя поведенческая терапия никогда не имела ничего общего с подобными практиками. На это было больно смотреть.

Я провел много часов со Скиннером и другими ранними бихевиористами и обнаружил, что они отнюдь не были хладнокровными манипуляторами, – это были теплые, неравнодушные и вдохновляющие люди. Они хотели использовать открытия, полученные в лаборатории, во всевозможных позитивных целях: чтобы уменьшить потребление энергии (что в конечном итоге стало темой моей диссертации), сделать условия на работе более гуманными, помочь родителям воспитывать своих детей или помочь пациентам научиться пользоваться аппаратами для диализа почек в домашних условиях. Но их теория и методы просто не соответствовали широте этого вызова, и культура начала обходить их стороной.

Поведенческой терапии не было и десяти лет, когда Аарон Бек, Альберт Эллис и другие возглавили разработку КПТ. В центре внимания этой второй волны бихевиоризма стояла очередная попытка объяснить ту роль, которую мысли играют в управлении поведением. КПТ не отвергала поведенческие методы – она включила в себя практически все более ранние поведенческие практики, такие как постепенная экспозиция источников страха для лечения фобий. Но при этом было добавлено множество практик, направленных на изменение содержания мыслей людей. Как раз эти новые методы стали настоящим сердцем и душой КПТ.

Суть теории заключалась в том, что малоадаптивные мысли приводят к малоадаптивным эмоциям, которые, в свою очередь, приводят к аномальному поведению. Пытаясь изменить малоадаптивные мысли людей, пионеры КПТ спрашивали клиентов, о чем они думают, а затем, основываясь на различных теоретических идеях, оспаривали те мысли, которые, по их мнению, способствуют развитию патологии. Основной метод состоял в том, чтобы заставить пациентов рационально обдумать свои мысли и эмоции, изучить доказательства за и против них, а затем осознанно принять точку зрения, согласованную с данными о ситуации и, следовательно, относительно точную.

Фундаментальный аргумент КПТ был логичным и ясным, что отчасти обеспечивало его привлекательность. Кроме того, он имел преимущество близкого знакомства. Основная идея была частью вековой культурной мудрости. Ваша бабушка наверняка говорила вам о некоторых когнитивных ошибках: «Ты делаешь из мухи слона, дорогуша. Не всегда все кончается плохо». Но я снова был настроен скептически. Очень.

В то время как поведенческая терапия основывалась на тысячах тщательных экспериментальных исследований процессов обучения на лабораторных животных, которые имели высокую точность и широкий диапазон, концепция КПТ о том, как работает разум, базировалась главным образом на разговоре с клиентами и заполнении ими анкет.

На самом деле не существовало даже четкого определения того, что такое мысль! Лабораторная наука все еще не имела средств адекватного объяснения человеческого познания, и КПТ-сообщество не знало, как восполнить этот пробел.

Методы КПТ дают действительно хорошие результаты, поэтому я обучался ранним техникам и использовал их в своей работе с клиентами. То, что КПТ добавила к поведенческой терапии, помогло людям увидеть, как мысли могут доминировать над поведением. Например, одна из практик КПТ заключалась в том, чтобы заставить пациентов вести запись мыслей: это помогало людям осознать свои мысли и их влияние. Один из моих первых клиентов поначалу отрицал наличие у себя мыслей, приводящих к гневу. Он также отрицал, что сердится, даже когда вены на его шее вздувались от ярости. Я посоветовал ему вести запись мыслей, отслеживая внутреннюю и внешнюю ситуацию до появления мысли и то, что происходило после. На следующий сеанс он вернулся уже другим человеком. «Попались! – заявил он. – Я поймал их! Это было потрясающе. Прямо перед тем, как разозлиться, я подумал: “Это несправедливо!”»

Однако я также видел, что иногда когнитивные изменения, критические по версии КПТ, на самом деле происходили после перемен настроения или поведения, а не раньше. Казалось, что чувства и действия иногда приводили к малоадаптивному мышлению, а не наоборот, и КПТ не могла это с легкостью объяснить. Именно тогда, когда дело доходило до вопросов «почему», вторая волна КПТ действительно начинала колебаться, и большинство КПТ-исследователей в настоящее время признают это, по крайней мере, в определенной степени.

Я решил, что попытаюсь определить, насколько точны основные объяснения КПТ.

Во время моей борьбы с паникой, в начальную пору ACT, я сосредоточил свою исследовательскую группу на строгой оценке методов КПТ. Мы со студентами провели восемь исследований когнитивной модели КПТ, стараясь выяснить, правильны ли ответы, которые она давала на вопросы «почему». В каждом случае результаты говорили «нет».

Позвольте мне описать самое любимое из этих исследований, выполненное Ирвином Розенфарбом для магистерской диссертации. Этот ученый впоследствии имел долгую академическую карьеру. Одно важное КПТ-исследование показало, что дети, боявшиеся темноты, могли оставаться в темноте намного дольше после просмотра короткого видео, целью которого было научить их думать о своем страхе по-другому. Видео было очень простым: детям предлагалось говорить себе позитивные вещи, когда они находятся в темноте, например: «Я храбрый мальчик и могу оставаться в темноте!» Исследователи пришли к выводу, что теперь дети могут дольше оставаться в темноте, поскольку разговаривают сами с собой более убедительно и рационально.