Малкольм Гладуэлл - Разговор с незнакомцем [litres]

Так или иначе, ХШМ признавался еще и еще:

9. Я отвечал за планирование террористического акта с целью уничтожения Панамского канала: за разведку обстановки, составление плана операции, подготовку диверсантов и их финансирование.

10. Я осуществлял разведку и обеспечивал финансирование для террористических акций с целью устранения нескольких бывших президентов США, в том числе Джимми Картера.

Осталось ли такое преступление, в котором бы не сознался Халид Шейх Мохаммед?

Никто из скептиков не задавался вопросом, нужно ли вообще его допрашивать. Да, незнакомцев понять трудно, но это еще не значит, что не нужно даже и пробовать. Нельзя допустить, чтобы финансовые аферисты и растлители детей гуляли на свободе. Понять Аманду Нокс было обязанностью итальянской полиции. И почему все-таки Невилл Чемберлен так стремился познакомиться с Гитлером? Да потому, что, если война стоит на пороге, непременно следует попытаться ее предотвратить.

Но чем упорнее мы заставляем незнакомцев раскрыться, тем непостижимее они становятся. Чемберлену вовсе не стоило встречаться с Гитлером. Лучше бы он остался дома и почитал Mein Kampf. В деле Сандаски полиция два года сбивалась с ног, разыскивая потерпевших. Что дали эти усилия? Они не только не прояснили ситуацию, а, напротив, все запутали: показания, которые менялись, как в калейдоскопе; обвинения, которые всплывали, а потом испарялись; жертвы, которые навещали Сандаски вместе со своими детьми, а буквально в следующую минуту обвиняли его в ужасных преступлениях.

Джеймс Митчелл оказался в таком же положении. У ЦРУ были основания считать, что «Аль-Каида» после 11 сентября готовит вторую волну террористических актов, предположительно с использованием ядерного оружия. Халида Шейха Мохаммеда нужно было заставить говорить. Но чем сильнее давил на него Митчелл, тем больше страдало качество коммуникации. Он мог неделю не давать допрашиваемому спать, а потом получить от него признания во всех мыслимых злодеяниях. Но в самом ли деле этот человек собирался взорвать Панамский канал?

Что бы мы ни пытались выяснить о незнакомцах, с которыми сталкиваемся, предмет нашего поиска чрезвычайно хрупок. «Правда» об Аманде Нокс, Джерри Сандаски или Халиде Шейхе Мохаммеде – не золотой самородок, который обязательно добудешь, если только рыть глубоко и смотреть внимательно. То, что мы хотим выяснить о незнакомце, легко подвержено порче. Если ступать без оглядки, эта правда рассыплется в прах буквально у нас под ногами. И отсюда следует второе предостережение: нужно смириться с тем, что в стремлении разгадать незнакомца нельзя переходить определенную грань. Всей правды мы не узнаем никогда. Придется довольствоваться частичной. Верный способ успешно общаться с незнакомцем – делать это скромно и с осторожностью. Скольких бед и раздоров из числа тех, что я здесь описал, можно было бы избежать, усвой люди это правило?

Уже совсем скоро мы вернемся к событиям того дня, когда Брайан Энсинья остановил в Техасе машину Сандры Блэнд. Но прежде нам нужно рассмотреть еще одну, последнюю, тему – на удивление малоизученный феномен привязки.

Осенью 1962 г. американская поэтесса Сильвия Плат покинула свой коттедж в английской деревне и переехала в Лондон, чтобы начать новую жизнь. Ее муж, Тед Хьюз, ушел к другой, оставив жену с двумя малыми детьми на руках. Сильвия сняла квартиру в лондонском районе Примроуз-Хилл – два верхних этажа в таунхаусе. «Я наконец-то в Лондоне, так счастлива, что и выразить не могу, – писала она матери. – Только представь: в этом доме когда-то жил сам У. Б. Йейтс [47]. Над дверью висит мемориальная доска!»

По утрам, пока дети спали, Сильвия работала, причем необычайно плодотворно. В декабре закончила сборник стихов, который ее издатель оценил очень высоко, сказав, что у нее есть все шансы получить Пулитцеровскую премию. Все шло к тому, что Сильвия станет одним из самых знаменитых в мире молодых поэтов и ее популярность в ближайшие годы будет только расти.

Но в конце декабря в Англии установились морозы. Это была одна из самых суровых зим за последние 300 лет. Снегопад не прекращался. По Темзе катались на коньках. Водопроводные трубы замерзали. Начались перебои в электроснабжении и забастовки служащих. Плат всю жизнь боролась с депрессией, и вот теперь тьма вернулась. В Рождественский сочельник ее навестил друг, литературный критик Альфред Альварес.

«Сильвия показалась мне абсолютно другой, – вспоминал он в своих мемуарах “Дикий Бог” (The Savage God). – Волосы, которые она обычно собирала в узел на затылке, на манер учительницы, были распущены. Они свисали до пояса, как покрывало, придавая ее бледному лицу и тонкому стану особенно несчастный и одухотворенный вид, будто перед вами была жрица, опустошенная исполнением обрядов. Я шел за Сильвией по коридору… и от ее волос исходил резкий, какой-то животный запах».

В ее квартире было пусто и холодно, почти никакой мебели и лишь несколько рождественских украшений для детей. «Для несчастных, – писал Альварес, – Рождество – тяжелое время: в атмосфере натужного веселья, что обрушивается со всех сторон, блеянии о добрых делах, мире и семейном счастье особенно тяжело переносить одиночество и депрессию. Я никогда прежде не видел Сильвию такой напряженной».

Они выпили по бокалу вина, и по заведенному у них обычаю Сильвия почитала Альваресу свои последние стихи, которые оказались довольно мрачными.

Наступил новый год, погода стала еще более суровой. Плат окончательно рассорилась с бывшим супругом. Уволила няню. Взяв детей, она отправилась погостить к Джиллиан и Джерри Беккерам, чей дом находился по соседству. «Мне так худо», – сказала им Сильвия. Приняв антидепрессанты, она заснула, но вскоре проснулась в слезах. Это было в четверг. В пятницу Плат написала своему бывшему мужу Теду Хьюзу то, что он позже назовет «прощальной запиской». А в воскресенье настояла, чтобы Джерри Беккер отвез ее и детей обратно на съемную квартиру. Он ушел от них ранним вечером, после того как Сильвия уложила ребятишек спать. В течение следующих нескольких часов она сделала следующее. Оставила в детской немного еды и воды и открыла окно. Прикрепила к коляске в коридоре бумажку с именем и номером телефона своего врача. Затем с помощью мокрых полотенец и скотча тщательно загерметизировала все щели в кухонной двери. Включила плиту, сунула голову в духовку и лишила себя жизни, отравившись газом.

Поэты умирают молодыми. Это не просто расхожее изречение. Согласно статистике, средняя продолжительность жизни у представителей данной социальной категории значительно меньше, чем у драматургов, романистов или тех, кто пишет нон-фикшен. Аффективные расстройства у них случаются чаще, чем у актеров, музыкантов, художников или прозаиков. Наконец, по сравнению с представителями всех прочих профессий, среди поэтов отмечается самый высокий уровень самоубийств: в пять раз выше среднего. Похоже, сочинение стихов то ли чем-то привлекает израненные души, то ли само наносит раны. В любом случае мало где идея обреченного гения воплотилась с таким совершенством, как в истории Сильвии Плат [48].