Михаил Бейлькин - Медицинские и социальные проблемы однополого влечения

Кемпер же этот принцип отрицает, посвящая альтруизму следующие убийственные фразы : “Альтруистическое представление о любви опасно. Я считаю, что человек сконструирован так, что всё, что он делает для другого, должно быть полезно ему самому. Если мысль о собственной пользе отвергается, то часто она просто выводится из-под контроля и проявляется в различных ожиданиях благодарности и признания, а также разочарования, когда эти ожидания не оправдываются.

Самоотверженной любви не бывает.

Возможность воспользоваться предложением партнёра, быть одаренным и избалованным им, не связывая себя никакими претензиями с его стороны, поначалу кажется заманчивой. Но это иллюзия. Даже если одаривающий партнёр в самом деле ни на что не претендует, то вы таким образом всё же испытываете долг благодарности к нему, ведущий к болезнетворным последствиям в виде обязанности, зависимости и чувства вины”.

Даже чилийскому нейрофизиологу Умберто Матуране (Maturana H., 1978), которого он боготворит и с почтением упоминает чуть ли не на каждой странице своей книги, Кемпер не прощает ни малейших потакательств “идеологии любви”. Так, Матурана заявил однажды: “без любви нет человеческой социализации. <���…> Это условие чисто биологической природы было основополагающим в эволюции человеческого вида, определив протекание развития человечества, приведшее к появлению речи, и через сотрудничество, а не конкуренцию, ставшего источником формирования интеллекта”.

Отдавая должное глубине этих рассуждений, Кемпер, тем не менее, отказывает им в правоте: “Насколько бы симпатичным ни казалось это высказывание и как бы обнадёживающе ни звучало соединение биологии, коммуникации и языка, но оно не более чем идеология, гипотеза и словесная конструкция”.

Тот, кто счёл спор Кемпера с Матураной схоластическим, далёким от реальной жизни, ошибается.

Если Кемпер и неправ, то сексологам близки и понятны мотивы, которыми он руководствовался. Нельзя не поразиться смелости, с которой он пошёл против общепринятых истин. Кемпер питает неприязнь к ложной патетике. Он не выносит фальшивых славословий в адрес любви и альтруизма. Что ж, сексологу ли не знать, как лживы морализаторские словоблудия, к которым обычно прибегают фарисеи, говоря на эти темы?!

Тем не менее, вступаясь за сексуальность, ориентированную на удовольствие, он затрагивает слишком противоречивую проблему. “Психоанализ занимается тем, что определяет, как принцип удовольствия может быть внедрён в Я” , – пишет Кемпер. Мудрые слова, с которыми полностью согласится любой сексолог. Но, становясь на позиции гедонизма и защищая примат удовольствия, Кемпер закрывает глаза на то, что этот принцип обладает психогенным потенциалом, причём это проявляется особенно наглядно именно в сексологии.

Женщина, ориентированная на то, чтобы получить максимальное удовольствие – потребительница, подспудно оценивающая своего партнёра. А вдруг она за свои деньги выбрала не того любовника; что если с другим она испытала бы гораздо более яркий оргазм?! В конце концов, в силу своей гедонистической жадности она не испытывает оргазма вовсе. То же относится и к мужчине-потребителю. Коль скоро он ждёт от очередной связи лишь сексуальной разрядки, а не любви, то выбирает женщину-стандарт. Как правило, это неразрывно связано с неуважением к партнёрше, даже со скрытым презрением к ней. Именно таким образом относятся к своим “тёлкам” юнцы с незрелой половой психологией: они боятся ответственности, а потому избегают девушек, заслуживающих уважения. В результате, яркость впечатлений у юнцов и у мужчин, вполне взрослых, но так и не обретших психологическую зрелость, сводится к минимуму; их сексуальные ощущения обеднены, оргазм смазан. Нередко такие половые акты приводят к сексуальным нарушениям.

Но если потребительский гедонизм болезнетворен, то было бы непросительной ошибкой отвергать и сам принцип удовольствия. Кемпер поднял важную проблему, которая имеет отношение к сексологии, философии и биологии. Чтобы её решить, надо сделать экскурс в каждую из перечисленных наук.

Эволюция любви

С точки зрения биологии, в споре, затеянном Кемпером, прав, конечно, Матурана. Секс у животных, хотя и сопровождается чувством удовольствия, достаточно примитивен и лишён оргазма. Шведский биолог Ян Линдблад (1991) рассказывает: “Когда у самки шимпанзе наступает течка, она всячески “заигрывает” с самцом, а чаще с несколькими самцами. Приблизившись к самцу, она издаёт странный крик и поднимает кверху седалище. Самец без особой страсти в течение нескольких секунд исполняет свой долг. Вот и всё, после чего “возлюбленные” как ни в чём ни бывало могут и дальше уписывать зелень”. Если в процессе эволюции человек обогатился чувством оргазма и способностью любить, то это произошло отнюдь не случайно.

Предки человека вели стадный образ жизни, при котором складывается иной, чем у шимпанзе, характер полового поведения. В животном стаде царит жёсткая иерархия. Абсолютную монополию на всех взрослых самок имеет вожак. Он не даёт спариваться с ними другим самцам. Таким образом, агрессивность самцов и их поисковый инстинкт (стремление оплодотворить всех самок стаи) – важные факторы естественного отбора, позволяющие доминирующему вожаку оставить многочисленное потомство, наиболее приспособленное к условиям жизни. Половое поведение вожака при этом служит как для удовлетворения его инстинкта размножения, так и для поддержания иерархии в стае.

Такой характер сексуальности, идеально приспособленный к жизни стадных животных, на заре нашей истории грозил стать препятствием к появлению и выживанию человеческого вида. Ведь спустившись с деревьев на землю, приобретя способность к прямохождению и поселившись в африканской саванне, наши предки оказались беззащитными перед хищниками. Для борьбы с ними нужно было жить крупной сплочённой стаей (той, что станет у людей племенем), а этому мешали агрессивность и поисковый инстинкт наших пращуров.

Перед творческой лабораторией природы встала, казалось бы, неразрешимая задача: создать вид, представители которого не просто превосходили бы всех своих врагов интеллектом, но и обладали способностью обуздывать собственную агрессивность, направленную на соплеменников, а также умели подчинять свои интересы интересам стаи ради совместного выживания.

Задача была решена приобретением предками человека нового качества – мужской избирательности, то есть влечения к единственной избраннице, ставшей в глазах её поклонника привлекательней всех остальных. Такое оказалось возможным потому, что в ходе эволюции предки человека получили способность к максимальной эротической стимуляции (мощному “подкреплению” полового инстинкта из центров удовольствия), что привело к появлению оргазма, неизвестному ни одному виду животных.