Анжела Варданян - Этюды по детскому психоанализу

– Я понимаю, что вам очень тяжело, что вы устали, проблем у вас действительно много. Вам кажется, что главное – исправить, «починить» сына. В этом вам помочь я не могу. Я перевоспитанием и воспитанием не занимаюсь. Тем более что пока мы не знаем, чего хочет ваш сын, может быть, ему все это нравится? Прежде всего надо его спросить об этом, вы так не считаете?

Она смотрит на меня. Я обращаюсь к мальчику:

– Ты все слышал, Гайк? Ты ведь понимаешь, как твоей маме плохо, для нее уже невыносимо твое поведение, она уже не знает, как тебе помочь.

Неподвижная спина, молчание.

– Повернись ко мне, я хочу спросить тебя кое о чем и сказать что-то важное.

Мать резко бросает сыну:

– Ты что, не слышишь? Встань.

Я не вмешиваюсь. Мальчик неохотно встает и становится рядом с матерью. На меня он не смотрит. Я продолжаю:

– Гайк, мне кажется, что я могу тебе доверить, что я думаю об этом, а ты можешь ответить, согласен ли ты со мной.

Пауза. Гайк, осторожно взглянув на меня, опускает голову.

– Я думаю, что запуталась не только твоя мама, что у вас в семье что-то перепуталось, а главное, что тебе самому, наверное, тяжело. Совсем непросто жить, когда от тебя хотят чего-то другого. непонятного. Да? Если это так, то мы (снова осторожный взгляд шарит по моему лицу и обращается к матери) могли бы вместе во всем этом разобраться, понять, что тебе мешает расти, стать настоящим мужчиной, как папа (легкое движение губ, подобие улыбки). Но для этого ты сам должен захотеть разобраться, кто ты, сколько тебе лет, что мешает тебе быть самостоятельным, смелым, сильным.

Мне кажется, что твое поведение и эти капризы – на самом деле что-то другое, чего я еще не знаю, а ты сам еще не думал об этом. Я думаю, что это очень важно для тебя и что один ты с этим не справишься.(Пауза.) Я не знаю, что ты об этом думаешь. И не могу решать без тебя, за тебя. И никто – ни папа, ни мама, ни дед – не могут за тебя решить или тем более заставить тебя. Это мое первое условие. Я соглашусь работать только в том случае, если это нужно лично тебе. Понимаешь, Гайк?

Лицо Гайка непроницаемо, он продолжает молчать.

– Без твоего желания, как бы сильно мама этого ни желала, я должна ответить честно, что у меня ничего не получится.

Мать, до этого сидевшая молча и отстраненно, посмотрела на сына. Их взгляды встретились.

– Ты слышишь? Отвечай!

Сын молча отвел взгляд и стал смотреть на стенку.

– не надо настаивать, – остановила я мать. – Ваш сын пока не понял, что значит «работать».

Я объясняю Гайку, что значит детская психотерапия, условия контракта, его право на хранение тайны, предупреждаю: я понимаю, что, пока он не готов расстаться с мамой, я разрешу ей присутствовать на сеансах и что вначале мы будем работать втроем.

Теперь он смотрит только на меня, держась рукой за мать, но не отвечает. Я резюмирую:

– Тебе, наверное, трудно сразу принять решение. Может, начнем с того, что ты вначале попробуешь, посмотришь, что это такое – работа с психотерапевтом, а потом дашь ответ через 2–3 встречи.

«Ы-ы», сопровождаемое кивком головы, подтвердило, что первый контакт состоялся.

Мы договорились о следующей встрече, я вновь напомнила матери, что решение должен принять Гайк, чтобы она не торопила и не давила на сына. Я протянула Гайку свою визитку, предложив ему позвонить, если он примет решение.

Он взял протянутую визитку и так стоял, держа ее в руке, пока мать его «запаковывала» в верхнюю одежду и увела, крепко держа за руку.

Последующие 4 сеанса прелюдии к собственно терапии прошли, согласно принятому условию нашего предварительного контракта, втроем. Их содержание, с однойстороны, дополнило данные анамнестической беседы, выявив особенности внутрисемейных взаимоотношений, более ярко осветило образы и роль свекрови-матери, авторитет которой принимается всеми, кроме внуков, дало новые сведения о сыновьях, выявило значимость психогенеза в конфликтах братьев.

Старший считает себя сыном мамы, младший – отца. Собственно, Гайк владеет родным языком матери (армянский понимает, но не говорит на нем), младший – говорит только на армянском (язык отца). Язык матери понимает, но не употребляет. Спрашиваю:

– Гайк, ты это считаешь нормальным? [58]

Вместо ответа он хихикает и прячется за коробку с игрушками. Младший сын лезет делать все вместо Гайка, что и становится причиной скандалов.

Другая важная линия – сама мать Гайка. Роль и место, отводимые ей в семье, ее чрезвычайно тяготят. Для женщины, выросшей в атмосфере свободы и независимости, самостоятельно решающей свои проблемы (родители не вмешивались в ее жизнь, работать начала с 17 лет), уклад в семье мужа кажется рабством. Под запретом все: работать, выходить одной на прогулку, в гости, за покупками. Уговаривала мужа уехать обратно, но безуспешно: «Нельзя нарушить данное слово». Сама не в состоянии бросить все и уехать. К мужу охладела, разочаровалась. Рассказано было об этом, как о чем-то незначительном. Ее актуальные страдания связаны с Гайком:

– Надоело до черта! Хочу уйти, выкинуться в окно! Чувствую, что ненавижу его и ничего не могу поделать.

На этом этапе я почти не делаю комментариев, оценок или суждений, лишь позволяю себе нейтрализовать накал «смертоносных выражений» матери высказываниями типа:

– Ты слышишь, она все это говорит, чтобы не сделать, как ты хочешь? Как ей надоело твое поведение! Или твой брат решил, что он – это ты?

Ответ следовал незамедлительно чаще в виде хихиканья, кивания головой или цепкого взгляда. С каждым сеансом мальчик чувствовал себя все более уверенно.

Он сам выбирал игрушки или игру, часто показывал построенные им конструкции, начал постепенно устраиваться подле нас с игрушками, как бы давая матери выговориться. Он давно уже все осмотрел в кабинете. Войдя, вначале глазами ищет, что ему нужно, сам себя спрашивает вслух: а где эта игрушка? – и тут же уверенно направлялся к коробке с игрушками, доставая необходимую.

Встречались мы два раза в неделю. Прошел месяц. Тогда я сказала Гайку, что хочу познакомиться с его отцом:

– Скажи ему, чтобы в следующий раз он пришел вместе с вами. Он должен знать, куда ходит его сын. И я хотела бы знать его мнение.

На следующий сеанс они пришли втроем. Отец, крепкого сложения, небольшого роста, старался держаться свободно, хотя и чувствовалось, что он смущен. Жена устроилась в своем уголке на краешке дивана, муж поодаль на достаточном расстоянии. Сын присел на ковре у ног матери, перетащив туда коробку с игрушками.

– Я пригласила вас, потому что мне важно знать ваше отношение к тому, что происходит с вашим сыном, – начала я. – Это очень важно – знать ваше мнение. И не только для меня, но и для вашего сына.