Анна Фрейд - Теория и практика детского психоанализа

Воспитание выполняет две основные функции. Одну из них мы можем определить как «разрешение и запрещение», что означает поведение воспитателя по отношению к спонтанным проявлениям ребенка. Вторая функция относится к формированию личности ребенка. Психология, с одной стороны, добивается того, что образование имеет право ожидать от нее: она описывает примитивную природу ребенка и, с другой стороны, открывает новые пути возможного развития и новые способы дальнейшего расширения личности ребенка.

Бернфельд заострил свое внимание на особенностях первой из этих двух функций. Он изображает психическую жизнь ребенка как набор инстинктивных желаний, направляемых сексуальным инстинктом. Эти желания проходят ряд этапов развития, от одной формы к другой, и насколько велика здесь роль образования, мы не знаем. Как должен учитель относиться к различным инстинктивным желаниям ребенка? Бернфельд оставляет этот вопрос открытым, но в целом ясно, что учитель должен уважать их.

В уважительном отношении к потребностям ребенка нет ничего нового. Среди воспитателей давно бытуют две различные точки зрения на психическую жизнь ребенка. Согласно одной из них, все, чем обладает ребенок от природы, — хорошо. Мы должны его уважать и оставить все как есть — это точка зрения, сформулированная Руссо; в современном образовании ее особенно поддерживает Монтессори — ребенок всегда прав в своих желаниях, взрослые только создают препятствия, когда вмешиваются.

Гораздо более широкое распространение получила другая точка зрения: ребенок всегда не прав. Ее смысл хорошо отражен в известном анекдоте. Мать говорит гувернантке: «Пойди, посмотри, что там делают дети, и скажи им, чтобы прекратили».

Существует предубеждение по отношению к обеим установкам на детские инстинктивные импульсы. Мы должны думать о них как о природной силе, которую ребенок не только имеет право проявлять, но и не может не делать этого. Означает ли это, что мы всегда должны разрешать этим импульсам свободно проявляться? Можно предположить, что необходимо приложить все усилия к овладению ими хотя бы потому, что они являются силами природы, а не просто вредными привычками или дурными манерами, которые учителю бывает достаточно легко преодолеть.

Если мы предоставим педагогам наши знания о содержании бессознательного без специального руководства по их применению, то окажется, что мы не продвигаемся вперед ни на шаг. Вместо того чтобы позволить нашим чувствам влиять на наше отношение к детским инстинктам, давайте вернемся к самой психоаналитической работе. В работе со взрослыми мы научились распознавать различные типы заболеваний. По каждому типу мы можем сделать заключение об определенных отношениях, которые существовали между ребенком и людьми, ответственными за его воспитание.

Например, мы встречаемся с невротической задержкой, развившейся в результате насильственного подавления в раннем возрасте одного из инстинктов, который тем самым был целиком лишен возможности удовлетворения. Но этот импульс слишком силен и живуч, чтобы заставить его замолчать. Он продолжает давать о себе знать. Возникает внутренний конфликт, и подавленный ранее импульс прокладывает себе путь на поверхность, проявляясь обычно в странных и болезненных формах. Но путь к прямому удовлетворению инстинктивного влечения в его примитивной форме останется заблокирован, даже когда ребенок вырастает, когда изменяются внешние обстоятельства и общество начинает поощрять то, что раньше было запрещено.

С другой стороны, мы встречаемся с такими патологическими состояниями, как перверсии и определенные формы диссоциации, которые характеризуются приверженностью или регрессом к инфантильному типу удовлетворения инстинктов, исключающему все другие формы удовлетворения. В истории такой болезни мы обычно находим определенное событие — например, совращение, чрезвычайное экстремальное происшествие или другие травмирующие события, которые позволяют отдельным инстинктивным импульсам прорываться и полностью удовлетворяться. Либидозное развитие ребенка фиксируется на этой точке и не развивается до взрослого уровня инстинктивной жизни. Однако эти два совершенно различных типа болезни имеют нечто общее. В обоих случаях ребенок оказался и удерживается на инфантильном уровне развития, где промежуточный результат стал конечным пунктом назначения.

Таким образом, мы видим, что фиксация и последующее невротическое заболевание могут произойти либо тогда, когда импульсу позволено свободно проявляться, либо, напротив, когда это полностью запрещено. Путь к психическому здоровью проходит где-то посередине между двух этих крайностей. Проблема заключается в том, чтобы найти золотую середину. Инстинктивное влечение не должно подавляться, так как это приостанавливает процесс сублимации, то есть переход энергии либидо в другое, более приемлемое русло. Нельзя также разрешать его полное удовлетворение. Это похоже на то, как мы должны учить ребенка не совать руки в огонь, но делать это не слишком директивно, чтобы ребенок не стал бояться огня вообще и в будущем оказался неспособен зажечь спичку, выкурить сигарету или приготовить пищу. Наша задача — научить ребенка держаться подальше от огня, но при этом не испытывать страха.

Эта простая аналогия может нас кое-чему научить. Поскольку полное инстинктивное удовлетворение опасно для ребенка, можно уверенно сказать, что воспитатели предпочитают самый легкий путь — держать ребенка в стороне от опасности.

Учителя осознали угрозу инстинктивного удовлетворения задолго до того, как узнали об инстинктивных влечениях ребенка. Требуя их полного искоренения, учителя облегчают себе задачу. Они установили границы, переступать которые ребенок не смеет, и используют также всю свою власть, чтобы усилить эти запреты. Они воспользовались беззащитностью и слабостью ребенка перед взрослыми, его зависимостью от них во внешнем мире. Короче, они воспользовались его страхом.

Дабы избежать длительной борьбы с ребенком и не допустить, чтобы он каждый раз плакал, приближаясь к огню инстинктивного удовлетворения, они говорят:

«Не сейчас», «Запомни раз и навсегда, это опасно!» Очевидно, что это самое простое решение.

Как может современный образованный воспитатель найти правильное решение? Вместо того чтобы запрещать раз и навсегда, воспитатель, возможно, должен быть готов к длительной борьбе, быть готов протягивать руку помощи каждый раз, когда ребенок приближается к опасному омуту инстинктов. Значит ли это, что он не должен формировать у ребенка долговременное чувство страха, а защищать его в каждом конкретном случае? Как перед лицом этого выбора современный воспитатель может применить либеральные методы воспитания, которых от него ждут? Как он должен взяться за это? Трудно представить, что .ограничения и запреты могут быть основой обучения ребенка. Если так, то нет большой разницы в том, в какой мере строгим будет отдельный воспитатель, если ребенок будет воспринимать этот запрет на получение удовольствия как строгость.