Жак Лакан - Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

Вот что представляет собой потребность в повторении в том виде, в котором возникает она на наших глазах по ту сторону принципа удовольствия. Ее-то мерцание и наблюдаем мы по ту сторону любых механизмов, служащих достижению равновесия, гармонии и согласия в плане биологическом. И вводится она лишь регистром языка, функцией символа, проблематикой вопрошания в человеческом плане.

Каким же образом проецируется это Фрейдом на плоскость, принадлежащую, на первый взгляд, к категории биологического? Нам еще не раз предстоит к этому вопросу вернуться. Жизнь вбирается в символическое лишь расчлененной, в состоянии разложения. В какой-то части своей человеческое существование находится вне жизни, оно причастно инстинкту смерти. И для подхода к регистру жизни именно это должно послужить нам исходным пунктом.

19 января 1955 года.

Об уровне психосоматических реакций.

В реальном нет трещин.

Объект открывается заново.

Профессор Лагаш совершенно законно взывал вчера вечером к эмпиризму, но то, как он это делал, не могло не насторожить. Ибо без развитой концептуализации эмпиризм просто немыслим, и работы Фрейда являются тому лучшим свидетельством. Откройте статью Влечения и их судьба.

Часто приходится слышать мнение, будто наука должна основываться на ясных и четко определенных базовых положениях. На самом деле никакая наука, даже из самых точных, не начинается с подобных определений. Подлинное начало научной работы состоит, скорее, вописании явлений, которые затем группируются, классифицируются и объединяются в некоторые совокупности. Однако уже на первом этапе, когда ни о чем, кроме описания, речь не идет, мы волей-неволей применяем к нашему материалу абстрактные идеи, позаимствованные где-то на стороне, а не извлеченные исключительно из нового опыта. Идеи эти, базовые понятия науки, оказываются тем более необходимы, когда работа над материалом идет дальше. Поначалу дело не обходится без некоторой доли неопределенности, и о том, чтобы сколь-нибудь четко ограничить их содержание, не может быть и речи. Пока они в этом состоянии находятся, относительно значения их удается достичь согласия лишь путем постоянного возвращения к материалу, из которого они представляются нам извлеченными, хотя на самом деле материал этот сформирован ими самими. Таким образом, они носят, собственного говоря, характер весьма условный, и очень важно, чтобы выбор их не был произволен, а определялся их фактической связью с эмпирическим материалом, существование которого приходится постулировать еще до того, как оно получает подтверждение и признание. И лишь дальнейшее, более глубокое изучение совокупности рассматриваемых явлений позволяет лучше уяснить себе базовые научные концепции и постепенно изменить их таким образом, чтобы возможно

было использовать их в широком масштабе, не впадая при этом в противоречия.

Говорят, что Фрейд философом не был. Допустим, но другого текста, где процесс научного исследования освещался бы с подобной философской глубиной, я не знаю.

И вот тогда и наступает время заключить их в определения. Но развитие знания не дает этим определениям застыть в неподвижности. Как блестяще демонстрирует пример физики… Это написано в 1915!

Маннони:— После Галилея, однако.

Лакан:— Да, но прежде Эйнштейна. Итак, постоянная переплавка понятий, способная взорвать то, что именуют рамками рационального.

_ содержание зафиксированных определениями базовых понятий тоже постоянно меняется. Именно о таком базовом и условном понятии, покуда еще смутном, но в психологии необходимом — о понятии инстинкта, другими словами: влечения — и пойдет здесь у нас речь.

Обратите внимание, что слово инстинкт принадлежит здесь французской переводчице, г-же Анне Берман. В тексте Фрейда речь идет исключительно о влечении.

Я не думаю, что со стороны Перье было такой уж ошибкой вчера вечером, в конце доклада, заострить внимание на психологических нарушениях и отношениях к объекту.

Отношение к объекту давно превратилось в пустую формулу, позволяющую избежать множества проблем. Но ведь объект — в техническом смысле, который мы придаем этому слову теперь, при изучении различных регистров, в которых распределяются субъектные отношения, представляет собой нечто совсем другое. Чтобы отношение к объекту имело место, необходимо, чтобы налицо уже было отношение меня к другому. Это и есть, собственно, начальное условие любой объективации внешнего мира — как наивной, спонтанной, так и научной.

Перье счел нужным провести среди органических функций различие между теми из них, что представляют рациональный

элемент, и теми, что представляют нечто, относящееся к первым как внутреннее к внешнему, — полагая тем самым вернуться к постоянно выдвигаемой во фрейдовской теории на первый план теме психической экономии. И мне представляется, что в основе этого лежит мысль совершенно правильная, которую он не сумел, однако, надлежащим образом выразить. Различие, о котором идет речь при рассмотрении психосоматической реакции органов, лежит в совершенно иной плоскости.

Речь идет о том, чтобы узнать, какие же именно органы принимают участие в том нарциссическом, воображаемом отношении к другому, где себя формирует, bildet, собственное Я человека. Воображаемое собирание этого Я совершается вокруг зеркального образа собственного тела, образа другого. Но отношение между собственным взглядом и взглядом, направленным на тебя, касается в первую очередь одного органа — глаза. И произойти здесь могут вещи поистине удивительные. Но как найти к ним подход в условиях, когда в вопросах психосоматики царит подобная неразбериха?

(Входит д-р Перье).

Дорогой Перье, я только что говорил, что от Вашего взгляда ускользнуло фундаментальное различие, проведя которое Вы, возможно, оказались бы для критических замечаний Валабрега куда менее уязвимы.

Вы ищете различие, которое позволило бы разобраться в работе органов, вовлеченных в психосоматический процесс в том виде, в котором Вы пытаетесь его определить. По этому поводу я хочу заметить, что процесс этот далеко не охватывает всего того, о чем говорите Вы, — тот факт, что у больного эпилепсией, помещенного в более упорядоченные условия, кризисы происходят реже, не имеет с психосоматикой ничего общего. Вы говорили, с одной стороны, об органах отношения, то есть тех, что вступают в отношения с внешним миром. Другие же органы, по-Вашему, ближе к тому неисчерпаемому запасу возбуждений, представление о которых Фрейд создает у нас, говоря о внутренних влечениях. И надо сказать, что деление это не представляется мне слишком удачным.