Жак Лакан - Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

Не бойтесь мысленно задержаться на этих неблагодарных моментах, помятуя о том, что перед нами лишь первые моменты творческой мысли, развитие которой откроет нам куда более широкие горизонты.

2 февраля 1955 года .

Энтропия в буквальном смысле. Парадоксы омеги. Все всегда налицо. Сновидение и симптом. Разговор с Флиссом.

Применение к оценке того или иного труда именно тех принципов, которыми автор в своем построении руководствуется, — вот основное правило всякой здравой критики. Так, например, Спинозу нужно постараться понять исходя из тех принципов, которые сам он выдвигает как наиболее пригодные для мышления и преобразования интеллектуальных способностей.

Другой пример — Маймонид, еще один мыслитель, подобравший для понимания мира кое-какие ключи. В трудах его мы находим прямые указания на то, каким образом следует вести исследования Применяя эти указания к работам самого Маймонида, нам удается понять, что именно он хотел в них сказать.

Таким образом, мы лишь следуем самому общему правилу, когда, читая Фрейда, пытаемся применить к его трудам те принципы понимания и осмысления, которые в них самих же и сформулированы.

Уже за три занятия до сегодняшнего я начал подводить вас к пониманию того, что означает в По ту сторону принципа удовольствия тот х, который именуется в ней, в зависимости от ситуации, то автоматизмом повторения, то принципом Нирваны, то инстинктом смерти. Вы помните, что я заводил речь об энтропии. Это не случайно. Фрейд и сам отмечал, что то, о чем он говорит, наверняка является чем-то именно в этом роде. Понимать его при этом буквально вовсе не нужно. Тем не менее ряд аналитиков, и не из последних, в этом деле опростоволосились.

Оказался среди них и Бернфельд — прекрасный аналитик, сумевший разглядеть подлинное детское воспоминание Фрейда за тем экраном анонимности, на который тот в своем рассказе о нем это воспоминание проецировал. Фрейд представил это воспоминание в закамуфлированном виде, приписав его одному из своих пациентов, но сам текст его — не совпадение с фактами биографии, а именно структура самого текста — позволили Бернфельду продемонстрировать, что о реальном диалоге с реальным пациентом речь в данном случае идти не могла, что имело место перемещение и что пример, как наглядно показывает сопоставление его с двумя или тремя сновидениями, описанными в Толковании…, наверняка заимствован Фрейдом из собственной жизни. Те, кто были свидетелями моего комментария к Человеку с крысами, с этим местом знакомы.

И вот этот самый Бернфельд, лет десять спустя после появления того важного для нас текста, который мы собираемся комментировать, публикует совместно с Фейтельбергом в International Journal ofPsycho-analysis за 1931 год сообщение о чем-то таком, имени чему ни в одном языке подобрать нельзя. Подано это было, однако, в форме научного исследования. Сообщение было озаглавлено ThePrincipleofEnthropyandtheDeathInstinct. Авторы его попытались изучить парадоксальную пульсацию энтропии внутри живого существа, точнее — на уровне нервной системы человека, сравнивая температуру церебральную с температурой ректальной. Им показалось, что они сумели при этом засвидетельствовать наличие парадоксальных вариаций, то есть не подчиняющихся принципу энтропии в том виде, в котором он действует, согласно физическим представлениям, в системах неодушевленных.

Читать об этом очень забавно — хотя бы потому, что перед нами наглядный пример заблуждения, в которое может ввести буквальное понимание теоретической метафоры.

Для Фрейда речь идет о том, чтобы постичь человеческое поведение. Задавшись этой целью, он спрашивает себя, нельзя ли воспользоваться для этого категорией, аналогичной тем, что применяются в физике. Вот здесь-то и вводит он измерение энтропии, реализующейся в том своеобразном акте коммуникации, который представляет собой аналитическая ситуация. И

все эти измерения нужно сохранить, если мы хотим к соображениям Фрейда прислушаться — ведь соображения эти относятся не только к живому существу, поддающемуся объективации в психическом плане, но и к значению его поведения, и притом именно в той мере, в которой это последнее оказывается вовлеченным в тот особый ряд отношений, который являют собой отношения аналитические, иначе как разновидность коммуникации просто немыслимые. Вот те рамки, в которых сравнение инстинкта смерти с энтропией имеет определенный смысл. Понимать же эту аналогию буквально, переводить ее в точные термины, имеющие хождение в физике, — напротив, совершенная бессмыслица, не менее абсурдная, чем действия обезьян-дактилографов у Бореля. К сожалению, подобные действия нам не раз еще придется наблюдать и со стороны аналитиков.

На протяжении четырех пройденных мыслью Фрейда этапов, о которых я вам уже говорил, — отмеченных, соответственно, неизданной рукописью, которую мы с вами заканчиваем комментировать — Толкованием сновидений, формированием теории нарциссизма и, наконец, работой По ту сторону принципа удовольствия, — одни и те же трудности и тупики воспроизводятся каждым заново, но уже в другой, видоизмененной конфигурации. Перед нами своего рода негативная диалектика, где в преобразованных формах настойчиво заявляют о себе все те же антиномии, — ей-то и предстоит нам последовать, чтобы предстал, наконец, перед нами в собственном своем облике тот независимый строй, который Фрейд, столкнувшись с ним, как раз и пытается формализовать.

После полутора лет занятий моего семинара вы прекрасно понимаете, что речь идет о строе символическом — с присущим ему строением, с его динамикой, с теми формами, в которых выступает он, навязывая человеческому существу и переживаемому им свой собственный порядок, свою, независимую, экономию. Именно в этом видится мне оригинальность фрейдовского открытия. Для тех, кто ничего не понимает, попытаемся выразить это в образной форме, определив символический строй как то высшее в человеке, что лежит не в нем самом, а вовне. И Фрейд, в процессе осуществляемого им синтеза, вновь и

вновь оказывается перед необходимостью этот внешний, эксцентрический пункт выправить, восстановить. Этапы этого процесса мы и попытаемся сейчас проследить в его тексте.

Совсем недавно я уже указал вам на систему φ,которая представляет, грубо говоря, рефлекторную дугу и основана на понятиях количества и разрядки, при минимуме содержания. Фрейд, чье мышление было сформировано нейрологическими, анатомо-физиологическими и клиническими дисциплинами, не удовлетворяется схемой, которую позитивистская физиология ему на тот момент предлагала, — схемой, которая представляла собой своего рода архитектуру рефлексов, куда входили рефлексы высшие, рефлексы рефлексов и т. д. вплоть до рефлекса единства, помещенного на уровень высших функций. Следовало бы поместить сюда и кое-что еще, что наш друг Леклер назвал бы, в лучшие свои времена, субъектом. Я надеюсь, что со временем он избавится и от этого, ибо представлять субъект никогда и нигде не следует.